Бортовой журнал 5
Шрифт:
Вскоре сарафанное радио всех успокоило: против расстрела восстали власовцы. Они пригрозили бунтом, если тронут русские семьи, и все утихло.
Перед отступлением немцы держали оборону в каждом дворе. Они рассредоточились, вырыли окопы.
Они, видимо, полагали, что наши не будут бить по своим.
Говорили, что за штурвалами советских штурмовиков сидели девушки из женской эскадрильи.
Штурмовики бомбили Брест всплошную. Ковровое бомбометание по своим и чужим.
Когда обвалился сарай, где скрывалась моя бабушка с детьми, они провалились в подпол.
Мальчишка бросился к сараю. Путь ему преградила колючая проволока – столбы завалились, и она вместе с ними образовала один сплошной завал. От отчаяния он рвал ее голыми руками и не чувствовал боли, а потом он этими же руками раскидал горящие бревна и достал всех из подвала.
Я сидел и все слушал и слушал свою тетку, которая в свои семьдесят угодила на больничную койку по милости одного лихача, а она все рассказывала и рассказывала.
– Я выживу, – говорила мне она, – меня много раз убивали.
Шведы известные пофигисты, но это только такое мнение. Устоявшееся, как и мнение о распущенности шведских нравов (шведская семья). Все чушь. Секретная служба у них работает нормально. Лучше, чем наша. Они неторопливы, не быстры, но они основательны, терпеливы, трудолюбивы.
И они лучшие друзья Америки и НАТО. НАТО никуда не денется – будет общаться со шведами – Россия недалеко, а шведы за нами всегда следили. Я помню свой приезд в Швецию и разговоры со шведскими разведчиками, которые невзначай, тут же, в семейной обстановке, оказались рядом.
Осторожные разговоры, ненавязчивые вопросы. Шведы вообще не торопятся.
Идеальные разведчики. Всегда в ждущем режиме. И с ними приятно беседовать. Это напоминает шахматную партию. Разминка разума. Ты знаешь, что каждое твое слово оценивается, и стараешься говорить так, чтоб, с одной стороны, не проговориться о чем-то, а с другой – чтоб интерес к беседе не угас. Мне было интересно. И я понял, что надо разговаривать, надо общаться, иначе все превращается в дремучее невежество.
Первое, что бросается в глаза – мусор. Стоит на неделю съездить в соседнюю Швецию, и на тебе – на родине тебя встречает мусор. Вернее, он с нее и раньше никуда не девался, просто ты от него отвык.
Мне скажут: мусор мировая проблема. Правильно. Человечество пока обвиняет углекислый газ в глобальном потеплении, но метан, получаемый от гниения, обладает куда большим парниковым эффектом.
Правда, гниение – это одна из форм жизни, и на Земле всегда что-то гнило.
Гнило всегда, но человечество способно в несколько раз увеличить скорость процесса.
Мы – цивилизация, порождающая мусор. Горы мусора. И ведем себя мы как колония дрожжей – гадим, пока такая возможность есть.
А потом – все. Колония задыхается, и продукты ее жизнедеятельности потом кто-нибудь выпивает, отдавая должное крепости напитка.
В Швеции это поняли давно. У них в некоторых домах уже стоят специальные емкости – в них сбраживаются пищевые отходы.
Вот как дело выглядит в идеале.
А на самом деле – гадим, гадим, гадим. И Отечество мое в этом деле среди первых будет.
Кстати, среди первых много стран, США, например, но у нас это выглядит ой как тоскливо.
В некоторых странах уже случаются мусорные бунты – самый свежий в Италии, в Неаполе.
У нас – тишина. Мусор у нас везде и без всякого бунта.
Главная проблема – дураки и дороги, но на дороги, особенно в селах, принято кидать ботву из-за забора. Ботва гниет, и дорога перестает быть дорогой – она превращается в поле.
А в городах у нас на светофоре может остановиться «Мерседес», и из него на проезжую часть вылетает окурок.
А во дворах всегда не хватает одного контейнера, и поэтому мусор горой лежит рядом.
Он тут же начинает гнить.
У мусора есть одно очень важное свойство: он все делает мусором – почву, город, воздух, людей, продукты, законы. Невозможно принимать нормальные законы, правила, уставы – в них будет мусор.
Сталевары знают: чтобы сварить высококачественную сталь, нужно подстригать газон перед сталеплавильным цехом. И внутри должно быть как в операционной, и туалет для рабочего люда должен сверкать чистотой. Вот тогда и сварится отличная сталь. Иначе никак.
Мозг человека устроен так, что он все берет в работу. Вы идете по улице, и он фиксирует: встречных людей, их одежду, деревья, траву, небо– все подвергается учету. Даже количество листьев на дереве. Мозг вбирает в себя все. А потом он разложит это все по полочкам. Там. У себя внутри. Это нужно ему для работы. Переработанное превращается в команды, а те – в мысли, в чувства, в поведение.
Люди, каждый день видящие мусор, агрессивны. На этот счет есть даже исследования.
И агрессивны они не только в какой-нибудь Кении. Они везде агрессивны.
Мусор разрыхляет сознание. Он влияет на общество, устои, обычаи, обряды.
Он влияет на речь. Она обедняется, в ней появляются слова-калеки – уродцы, уроды, паразиты, недослова. Человек не может высказаться. Невысказанное копится до времени. Потом – взрыв. Это взрыв внутри человека, и человек переходит на мат. Мат – это низ языка. Мат – человек загнан в угол. Если он все время говорит одним только матом – это значит, он из этого угла не выходит. Вот вам и агрессивность.
Язык очищается, конечно, он же живой. Он отринет гниль, как и любое живое существо, но он очищается не сразу. Это происходит медленно.