Босиком по лужам
Шрифт:
Интересно, что он хотел сейчас услышать? Даже если бы сделали, неужели Билл думает, что я ему об этом скажу.
— Думаю, что скажешь, — словно прочитав мои мысли, отозвался парень, продолжая прожигать взглядом дыры в моем разуме.
— Нет. Я из касты неприкосновенных. Меня трогать — себе дороже.
— Точно? — настаивал он.
— Да.
Он облегченно вздохнул. Губы коснулись кончиков пальцев, каждого поломанного ноготка по очереди. Меня страшно трясло. Это все последствия сильнейшего стресса. Сначала ты впадаешь в какой-то ступор, потом на тебя обрушивается нездоровое веселье,
— Ты ведь меня больше не оставишь, да? — очень глухо, глаза болезненно блестят, руки сжимают мои запястья до синевы.
— Я всегда буду рядом с тобой, — шепотом, как клятва.
Мы всматривались в лица друг друга, будто увиделись впервые. Где-то на самых горизонтах сознания мелькнуло, что сейчас случилось чудо — я вижу то, что никто и никогда не видел (ну может быть только Том) — передо мной на коленях сидел не мировая звезда, а обычный мальчишка. Самый что ни на есть обыкновенный, из крови и плоти, с какими-то своими страхами и проблемами. Словно маска спала навсегда. Словно я допущена в святая святых — его внутренний мир, его душу. И больше не увижу того человека, который периодически так сильно меня бесил. Будет Билл. Тот самый Билл — искорка, маленькая искренняя искорка.
Он сел рядом на бордюр. Через несколько минут я почувствовала, как прошла его дрожь, и он наконец-то смог немного успокоиться. Каким-то внутренним чутьем я понимала, что не стоит сейчас говорить, не стоит ничего спрашивать и уже тем более не надо ему ничего рассказывать. Да мне и не хотелось. Мы оба устали. Оба перенервничали. Оба подавлены и раздавлены произошедшим. Надо прийти в себя, всего лишь собрать в кучку растерзанные нервы и хоть как-то реанимировать настроение…
— Я хочу извиниться, — тихо и очень неуверенно начал он. — Я обманул тебя.
— Это все-таки твоя наркота? — проворчала я, осознавая, как глупо выглядела перед капитаном, пытаясь доказать, что героин подкинули. Благими намереньями…
Он грустно усмехнулся и покачал головой:
— Я обманул, когда сказал, что бросил бы тебя в тюрьме. Я бы сделал все возможное, чтобы ты туда не попала.
Я удивленно подняла брови и скептически скривилась, начала врать:
— Глупости. Я в тебе уверена.
— Н-да? А по твоему лицу так нельзя было сказать в тот момент. На нем большими буквами было написано: «Черт меня дернул потащиться в ночь с этим мерзавцем! Выйдем отсюда, отвезу его в гостиницу и чао!»
Я ошарашено уставилась на парня:
— Но ведь именно так я и подумала!
— Вот что бы ты так больше не думала, я и довожу до твоего сведенья — Билл Каулитц своих друзей в беде не бросает. Понятно?
Я скривилась так, словно мне в рот засунули одновременно сразу два незрелых лимона, даже передернулась вся.
— Вот только давай без этого дешевого пафоса. Ненавижу, когда люди
Он отвернулся.
— Нет, и нечего обижаться. Я серьезно. Звучит ужасно мерзко. Как в дурацком бразильском сериале. Пошлость такая!
— Я тебе не врал.
— Ладно, там видно будет. Билл… можно один вопрос?
— Смотря о чем?
— Нууу… я… ээээ…. мммм… это… как бы… так… — промычала я, потупившись.
— Спрашивай, — улыбнулся он. — Не бойся.
— Ээээ… там… мммм… в камере… это… как его…
Мои руки были подобны рукам индийской танцовщицы — те же замысловатые кривляния пальцами, которые пытаются сквозь закрученные фигуры передать смысл бессвязных звуков. Он несколько секунд пристально вглядывался в глаза, видимо, пытаясь понять, что я все-таки хочу сказать, а потом отозвался:
— Если честно, то за пару секунд до твоего весьма эффектного появления, я мысленно успел попрощаться с девственностью. К счастью, только мысленно.
— Точно? — настороженно спросила я.
— Точно. За это тебе отдельное спасибо. Меня несколько раз ударили в живот, и когда я больше не мог сопротивляться, завалили толпой… — Билл сморщился и замолчал.
— Два раза… — ошарашено пробормотала я.
— Что «два раза»?
— Ударили два раза… Первый раз был очень сильным — у меня лопнула чашка, а второй раз парализующий — я чуть не упала в коридоре от этого удара… Я на самом деле физически чувствовала все, что происходило с тобой в камере…
Он опять тяжело посмотрел черными в ночи глазищами, словно пытаясь проникнуть в сознание, и твердым утверждающим тоном произнес:
— Ты просто перенервничала. Куда дальше?
Я огляделась. Какой-то странный район. Даже фонарей нет. Темень, общественные, обшарпанные страшные производственные здания. И никого кругом. Ни одного светлого пятна, кроме ментовского отделения.
— Туда, прямо! — махнула я рукой, словно Ленин, указывая путь в ближайшую черную подворотню. Какая разница, куда идти. Москва — город маленький, в любом случае выберешься к свету.
Мы, не спеша, зашагали по разбитому асфальту. Все хорошо, кроме одного: ветер поднимается и воздух тяжелый. Небо постепенно затягивается свинцовыми в лунном свете тучами. Кажется, гроза собирается. Надо добраться до дома быстрее, чем ливень доберется до нас.
Билл тоже задрал голову, хмуро рассматривая ползущую тучу. Внезапно в небе сверкнула молния. Он хмыкнул:
— Зарница… Красиво… Как думаешь, сколько у нас времени?
— Не знаю. Но идти надо быстро. Я отвезу тебя в гостиницу. Нагулялся, небось, на всю оставшуюся жизнь?
— Ты хочешь от меня избавиться? Я надоел тебе?
— Нет, что ты! Сегодня твоя ночь, как скажешь, так и будет. Точнее остатки ночи.
— Тогда давай закажем такси и поедем за мотоциклом. У вас евро принимают?
Он полез в портмоне и застыл. Судя по его удивленно-разочарованным глазам, деньги у нас прихватизировали.
— Много там было?
— Четыреста евро. И мелочь.
— Нет, возвращаться мы не будем. Погоди, у меня еще должны остаться деньги!
Я достала кошелек. Он оказался пуст. Я почему-то даже не удивилась.