Босиком по лужам
Шрифт:
— Много там было? — улыбнулся парень.
— Восемь тысяч рублей. И мелочь. Примерно двести тридцать евро.
— Может все-таки вернемся?
Я мрачно оглянулась:
— Пусть себе на белые тапочки оставят. Стервятники!
— Терпеть не могу ходить пешком.
— Можно поймать такси, а оплатить по факту доставки домой. Но дома остались деньги из серии «НЗ» — неприкосновенный запас, только до зарплаты, если ужаться.
— Нет, тебя мы грабить не будем. А то нас кормят, а ты и так тощая, чтобы еще голодать. Черт, и я выгреб все карманные деньги.
— Как-то скромно вам не карманные расходы дают, — усмехнулась я.
— Скажи спасибо, что вообще дают. Мы на
— Ого! У Тома хватает времени общаться с девчонками? Интересно, где и когда?
— Поверь, Тому не важно где и когда, были бы девчонки.
— Он ведь не бабник. Закомплексован, зажат, но не бабник. Что-то я сомневаюсь насчет большого количества девчонок.
— Ты только Тому об этом не говори, а то разрушишь его образ мачо.
— Я угадала?
— Да. У нас у каждого в группе свой образ, который был тщательно продуман психологами и продюсерами, они просчитали все. Например, я — романтик. Нет, я на самом деле немного такой: в облаках витаю, иногда слишком сильно оторван от действительности, могу во время разговора ляпнуть что-то не то, вспыльчивый и капризный. Но это редко. А Том главный ловелас. Брату нравится эта игра. И он всячески поддерживает образ развязного, хамоватого мачо, хотя на самом деле он стеснительный и зачастую робкий. Густав — хозяин, домашний. Все домашние девочки должны пищать от него, и хотеть за него замуж, потому что он надежный и спокойный. А Георг мой антипод. У нас четко объяснено, кто и что говорит, кто и как себя ведет, расписаны все роли, даже кто на какие вопросы отвечает.
— Я в шоке, — только и смогла произнести. — То есть все ваши интервью, все это лажа и просчет психологов? В них нет ни грамма настоящего?
— Нельзя сказать, что все интервью… — смутился Билл. — Ты такая наивная.
— Я просто никогда не общалась со звездами так близко. Я не знаю вашей кухни.
— Понимаешь, иногда журналисты задают такие личные вопросы, что не знаешь, как ответить. И не потому, что не хочешь отвечать, а потому, что заранее знаешь, что они все переврут, выдернут слова из контекста, переиначат. Я сначала очень терялся, когда, откровенно отвечая на вопросы, потом читал какой-то бред. Иногда получалось так, что слова мои сохранены, но в них вложен совершенно другой смысл, акценты по-другому расставлены. Я даже первые полгода пытался какие-то опровержения давать, но выходило еще хуже. Поэтому со временем мы научились отвечать на вопрос так, что вроде бы сказано много, а смысла нет вообще.
— Особенно это удается Тому. Даже я со своим почти идеальным немецким, не понимаю иной раз, что за чушь он наболтал.
— Да, Том долго тренировался перед зеркалом, — усмехнулся парень ехидно. — К тому же журналисты печатают много поддельных интервью, которые мы никогда не давали. А сколько фотографий в сети! Сколько фотоподделок! Ты бы это видела! Самые грязные люди на свете — это журналисты и папарацци! Первые всегда врут, они готовы на все, лишь бы получить информацию, этакие шлюхи пера. Вторые — это стервятники, которые не оставляют нас в покое ни на минуту. Вот мы сейчас с тобой тут идем, но ты должна быть внутренне готова, что завтра во всех газетах могут быть напечатаны наши фотографии с грязными интимными подробностями.
— Во-первых, не все журналисты шлюхи. Не надо обобщать. Таким образом, ты оскорбляешь большое количество порядочных людей, которые честно делают свое дело. А во-вторых…
— Среди журналистов нет порядочных людей, — упрямо повторил Билл.
— Я таки настаиваю на этом, — не менее упрямо произнесла я. —
— Среди журналистов нет порядочных людей, — процедил он недовольно. — Я их ненавижу. Они все уроды. И папарацци в том числе. Ты только представь себе. Вот мы ездили с Томом отдыхать на Мальдивы в прошлом году. Остров маленький, тихий. Так и там достали. Я постоянно в напряжении был. Ни тебе на пляж выйти, ни искупаться, ни поесть, ни, простите, плавки переодеть. Только стакан ко рту поднесешь — пфых — и на первую полосу с трогательным репортажем, как братья Каулитц пьют водку и курят сигареты. А я потом маме полчаса доказывал, что да, сигаретами балуемся иногда, а водку в рот не брали, потому что по такой-то жаре только водку пить! Мы вообще как параноики стали — вошли в помещение, тут же плотно зашториваем все окна, чтобы никто подлезть не мог и ничего не наснимал лишнего. Веришь, я иногда спать боюсь ложиться. Мне мерещится, что из шкафа папарацци выскочит.
— Или поклонница? — хихикнула я.
— Ой, не надо о плохом.
— Что так? Ты же сам говорил…
— Мало ли, что я говорил. Ты видела, что они сегодня с Томом сделали? Вот скажи мне, зачем было драть его за волосы? Мы бы дали всем автографы. Если бы время позволило, пообщались бы, пофотографировались, а они налетели, Тома за дреды оттаскали, меня чуть с ног не сбили, Георга и Густава помяли. И только вам с Дэвидом чрезвычайно повезло. Зачем вся эта дикость, эти вопли, эти истерики? Зачем?
— Билл, ты пойми: вот вы видите друг друга постоянно, общаетесь, контактируете, для тебя каждый концерт — это рутина, одни и те же истерящие лица, одни и те же песни, слова, движения, всё одно и то же (это ты сам мне говорил). А для девочек каждый ваш приезд — это редкий праздник. Они готовятся к нему заранее, подарки, плакаты, что-то выдумывают, хотят вас как-то поразить, порадовать. И в итоге нервы сдают, эмоции из ушей, разум просто отказывается контролировать ситуацию. И когда они видят кумира, то теряют над собой всякий контроль.
— И что из этого? Надо драть Тома за волосы? — разозлился он. — Знаешь, что с нами однажды сделали в Мангейме? Мы приехали к гостинице, Георг и Густав ехали в первой машине, мы с Томом во второй. Так машины чуть не перевернули! Парни проскочили, а мы с братом застряли. Шофер ни туда, ни сюда деться не может. Решили с Томом выйти, как раз охрана подошла. Ну и что? Тома из машины выдернули, сначала на стену бросили, потом по капоту размазали, а пока его охранник сквозь толпу вел, так еще и за дреды оттаскали, футболку порвали. Одна как вцепилась ему в плечо… Меня тоже Саки не успел перехватить. Так к машине прижали, что, думал, спина сломается. Потом Саки меня из толпы на руках вытащил — я ноги не мог поставить на землю. Куртку порвали, волос клок выдрали. И все орут! Орут так, что уши отваливаются. Я стал бояться толпы. Для меня каждый выход из гостиницы — стресс. Я каждый раз с жизнью прощаюсь.
— А зачем вы из машины вышли? Сами виноваты, что вас потрепали. И, потом, подумаешь, их по капоту размазали. Меня неделю назад чуть не пристрелили в Колумбии — вот это был экстрим! Меня из страны на перекладных через Канаду вывозили и Амстердам с поддельными документами. Хм… На капот его кинули!
— В Колумбии? — округлил он глаза. — А что ты там делала?
— Мы с другом там репортаж готовили о старообрядцах. То есть о потомках русских староверов, которые, спасаясь от преследований царского правительства, расползлись по всему миру. Вот одно из таких поселений и находится в Колумбии.