Боснийская спираль (Они всегда возвращаются)
Шрифт:
— Знаешь, как можно понять? — доверительно прошептал Берл, снова наклоняясь к ножу и носом аккуратно разворачивая его лезвие в направлении бородача. — Если посмотришь вдоль линии лезвия… да не так… наклонись пониже и смотри прямо в острие, ага, так… видишь?
— Нет… — прошептал Абу-Ахмад, честно стараясь.
— Тогда чуть-чуть правее… еще… теперь еще ниже… вот так! — на слове «так» Берл резко ударил лбом по тому месту рукоятки, где, насколько он помнил, располагалась кнопка. Раздался щелчок. Берл поднял голову. Бородач задумчиво смотрел на него одним глазом, лежа щекой на столе. Второго глаза не было: на его месте зияла красная неопрятная яма. Иголка вошла в голову почти на
Берл покрепче ухватил нож зубами и принялся пилить веревку. К счастью, на заточку ножа он времени не жалел никогда. Менее чем через минуту он уже стоял за креслом глупого своего следователя, вытаскивая из кобуры пистолет и запасную обойму.
— Ты еще и оружие не чистишь, бижу… — упрекнул он покойного, брезгливо осматривая грязный исцарапанный магнум. — Ну нельзя же настолько быть идиотом… Надеюсь, он хотя бы стреляет?
Абу-Ахмад не отвечал по понятным причинам.
— Молчишь? А ведь какой разговорчивый был… Ну ладно, ты пока тут посиди, а я пойду. Ножик я заберу, хорошо? Ты ведь на него насмотрелся по самые уши, а мне еще пригодится. А вообще-то, знаешь, одолжи-ка мне свою форму. У вас ведь тут все в камуфляже ходят, по моде одетые, а я что — не человек? Я тоже хочу…
Приговаривая так образом, Берл стащил с бородача одежду и натянул ее на себя. Получилось почти впору, хотя и тесновато в плечах. Окно выходило на жилые палатки ханджаров. Эта часть лагеря почти не освещалась, и Берл не сомневался, что в темноте сумеет выскочить незамеченным. Проблема заключалась в том, что для того, чтобы дойти до стоянки автомашин, требовалось обогнуть штабной барак, пересечь ярко освещенный плац и миновать пост у ворот. На это может уйти минут пять — время значительное. А подручные Абу-Ахмада, скорее всего, сидят снаружи, прямо за дверью, прислушиваются. Пока Берл тут бормочет, мертвеца воспитывает, пока в коридоре слышен звук мирной беседы, никто ничего и не заподозрит. А вот как наступит в кабинете мертвая тишина, тут-то и встрепенутся господа садисты. Ну а дальше понятно: тревога, вся база вокруг тебя, а ты — посередине плаца, как мышь на паркете бального зала… Нет, не годится.
Берл перетащил мертвеца на стул, подошел к двери, приоткрыл слегка, на небольшую щелку, позвал: «Эй, Хасан! Селим!»
Вошел Хасан, один, сделал шаг-другой и остановился, недоуменно глядя в затылок сидящему на стуле командиру. Берл насадил его сзади на нож по всем правилам, снизу вверх, под лопатку, но тем не менее «слесарь» не умер. Он обернулся и с рычанием вцепился в Берла, пытаясь добраться до горла. Чудовищная жизненная сила этого волосатого балканского оборотня отказывалась уходить без боя. Держа правую руку у горла, Берл размахнулся левой и что есть силы ударил Хасана в печень. Палач охнул и ослабил хватку. Берл ударил снова и снова. Он бил, не переставая, в одну и ту же точку, поражаясь тому, что враг продолжает держаться, надеясь только на то, что жизнь в теле этого жуткого существа иссякнет прежде, чем его, берловы, силы. Он уже взвешивал возможность воспользоваться пистолетом, как Хасан наконец дернулся, уронил руки и обмяк.
Берл аккуратно опустил «слесаря» на пол и потер свою помятую шею.
— Экий ты инопланетянин, — сказал он, вытаскивая нож. — Как это так выходит, бижу, что ты меня с одного удара вырубил, а я, грешный, тебя с десяти не пронял? Да еще с этой штукой в спине… За что тебе отдельное спасибо, бижу, так это за то, что ты один тут такой. Кстати, а где же твой напарник?
Он снова приоткрыл дверь и осторожно выглянул. Коридор был пуст. Ну и прекрасно… Берл открыл окно, выпрыгнул наружу и, надвинув
— Салям алейкум, бижу, — приветствовал его Берл, зажимая Селиму рот одной рукой, в то время как другая решительно ухватила беззащитные гениталии «электрика», грубо скомкав их в один болящий комок. — Ну я тебя прямо обыскался, а ты тут, оказывается, чистописанием занимаешься.
Селим пискнул по-мышиному.
— Тише! Будешь шуметь — оторву. Понял? — предупредил Берл, для наглядности дернув рукой с зажатым в кулаке селимовым хозяйством. Селим отчаянно закивал, вращая глазами и мыча что-то в берлову ладонь. Берл передвинул руку со рта на загривок. Со стороны они должны были выглядеть двумя беседующими приятелями, которые нежданно-негаданно повстречали друг друга и отчего-то забыли расцепить крепкое дружеское рукопожатие.
— Селим — хорошо! Убивать Селим — нет! — тут же горячо зашептал «электрик», демонстрируя свои познания в английском и приподнимаясь на цыпочки, чтобы облегчить режущую боль в мошонке.
— Тогда так, — решительно сказал Берл. — Селим — хорошо, Селим — жить. Селим — плохо, Селим — мертв. Понял?
— Понял! Понял! Селим — хорошо! Понял! — отчаянно закивал Селим, добавляя к редким английским словам бурный поток непонятных клятв и заверений.
— Ладно, верю, — смилостивился Берл, разжимая руку. — Пошли. Только штаны застегни…
Они обогнули барак и вышли на плац, направляясь в сторону стоянки. Селим ковылял на полусогнутых, поминутно шмыгая носом и кося глазами во все стороны одновременно. Берл уверенно подталкивал его вперед, многозначительно поглаживая шейные позвонки.
— Не трусь, бижу, прорвемся… И не будь таким букой, поздоровайся с часовыми, ну!.. как я, смотри… — Берл помахал рукою часовым у ворот. Те после небольшой паузы помахали в ответ и что-то крикнули Селиму.
— Отвечай, сволочь, задавлю! — прошипел Берл зловеще и сжал селимову шею. Тот вздрогнул и поспешно ответил. Без помех они пересекли плац и вошли на стоянку.
Берл открыл дверцу грузовика:
— Садись.
«Электрик» отрицательно покачал головой. В глазах у него стояли слезы.
— Нет, — сказал он. — Ты обещал. Селим — хорошо, Селим — жить. Обещал…
У Берла не было времени на споры. Коротко размахнувшись, он влепил Селиму пощечину и за шиворот запихнул в кабину.
— Обещал, обещал… — пробурчал он, заводя двигатель. — Мало ли кому что обещают на войне? Ты прямо как ребенок, бижу… а еще садист называешься…
Селим заплакал. Захлебываясь слезами, он бормотал что-то по-боснийски, и в его плаче было больше обиды, чем страха. Берл плюнул с досады.
— Да отпущу я тебя, черт с тобой! Отпущу! Но не здесь же, сам подумай… вот в лес заедем и выкину тебя из кабины. И не реви ты как белуга!
Он уже выезжал со стоянки, когда в лагере завыла сирена. Ага, видать, нашли своих горе-следователей…
Берл заложил широкий вираж по плацу, набрал скорость и понесся к воротам. С вышек ударили пулеметы. Пригнувшись, Берл выжал газ до предела. Грузовик миновал ворота, как будто их там и не было, вынеся на капоте обломки досок и колючую проволоку. Подпрыгивая на кочках, машина понеслась к мосту. Пули продолжали стучать по кабине. Звякнув, разлетелось ветровое стекло. Берл почувствовал толчок в ногу — ранили-таки, гады! Грузовик влетел на темную деревенскую улицу, и выстрелы прекратились.