Босоногая принцесса
Шрифт:
– Какой ты милый. – С каждым днем Эми все больше убеждалась в том, что он и есть ее вторая половинка.
– Ты же сама мне ясно объяснила, что я виноват в бедственном положении деревни.
Он немного отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо, полускрытое под широкими полями старомодной шляпы. Он лизнул свой палец и провел им по ее нижней губе. Его взгляд остановился на ней, и у Эми все вылетело из головы, кроме желания почувствовать на своих губах его поцелуй.
Он слишком хорошо знал, как вызвать у нее желание, и это ее пугало. Всякий раз,
С деланным нетерпением он спросил:
– Неужели ты не узнаешь мужчину, который изо всех сил старается произвести на свою женщину впечатление хорошими делами?
– Нет, а разве это про тебя?
– Определенно. – Он слегка коснулся ее губ, что сразу же вызвало у нее желание. – Хотя подозреваю, что, признавшись в этом, я много теряю. – Ничего подобного. Твое великодушие меня просто сразило. – И каждое слово было правдой.
– Хорошо.
Он сел, все еще обнимая ее.
Прильнув к нему, Эми задремала, погрузившись в состояние между сном и бодрствованием. На прошлой неделе вся тяжесть мира давила на ее плечи, на следующей – у нее появятся новые обязанности. А пока она наслаждалась настоящим моментом.
– Когда я был ребенком, – сказал Джермин, – я иногда вдруг переставал играть, бросался в траву и, лежа на животе, смотрел на море.
– А я бросала игры, ложилась на живот и смотрела на горы.
– Ты скучаешь по дому?
Эми никогда никому не рассказывала про Бомонтань. Воспоминания были накрепко заперты в самый дальний уголок ее сознания и окружены крепкими стенами.
Она понимала, что должна поделиться с ним своим прошлым. Не всем, но хотя бы какой-то частью. Несмотря на то что он жил в привилегированном мире, ему пришлось пережить свою трагедию, и он, наверное, ее поймет. Наверняка поймет.
– Поначалу я очень скучала по Бомонтани. После того как меня отдали в пансион, я плакала по ночам, когда никто не мог меня слышать. Потом умер папа, и бабушка перестала платить за пансион. Начальница выгнала нас с сестрой на улицу, и я была слишком напугана и озадачена, чтобы думать о Бомонтани.
– И что ты стала делать?
– Я уже тебе рассказывала. Мы продавали кремы, обещая женщинам, что они станут красивыми. – Она криво улыбнулась. – Мы делали то, что делают женщины, оставшиеся одни в целом мире, – мы выживали.
– У меня кровь стынет в жилах, когда я думаю о том, что тебе пришлось скитаться по дорогам Англии. Почему вы нигде не остановились? Не может быть, чтобы не было места, где бы вас с радостью приютили.
Она освободилась от его объятий и села, обхватив руками колени.
– Личный придворный бабушки нашел нас и сообщил, что нас обвиняют в убийстве.
Джермин, до этого момента довольно спокойно слушавший рассказ Эми, был поражен.
– Я-то хотела где-нибудь остановиться, но Клариса запретила. Я знала, что она права, но мне был ненавистен вечный обман и страх… А еще мы искали Сорчу. Если бы мы смогли найти нашу старшую сестру, все было бы по-другому. Поэтому
Джермин смотрел на нее, как ей казалось, с недоверием.
Неужели он ей не верит? Чуждая сострадания подозрительность сопровождала ее и Кларису все время. Однако она легко привыкла к Джермину и поверила ему. Она не хотела его потерять. Но кроме того, чтобы рассказать ему все, как было, она не знала, что делать.
– Годфри сказал, что бабушка даст объявление в газете, когда нам можно будет безопасно вернуться домой. Ее величество всегда выполняет свои обещания, но до сих пор никакого объявления не было.
– Ты меня прости, но эта история, которую рассказал вам бабушкин подхалим, маловероятна. Нельзя подвергать невинных молодых леди таким испытаниям!
Эми почувствовала облегчение. Его недоверие относилось к Годфри.
– Она знала, что вы остались в Англии одни без всякой поддержки, – продолжал Джермин. – Судя по всему, она сильная женщина, а сильная женщина не стала бы просто передавать послание. Она отправила своего придворного, чтобы он защитил вас. Вас могли убить – должны были убить – сто раз. Если этот Годфри действительно был слугой вашей бабушки, он никогда бы вас не покинул.
– Ты прав. Выглядит глупо. У моей бабушки много недостатков, но глупой она никогда не была.
Почему это ей раньше не приходило в голову?
Потому что ей было двенадцать лет, когда их выгнали из пансиона. У нее было искаженное представление о том, что хорошо, а что плохо. Когда она стала старше, ее мысли занимала лишь необходимость выживать, а свою боль по поводу того, что их бросили на произвол судьбы, она задвинула в самую глубину своей души. Неужели они с Кларисой должны были вернуться в Бомонтань, а не бежать?
– Ты доверяешь этому человеку? – спросил Джермин. – Этому Годфри? Если ты не доверяешь ему, то не можешь доверять его посланию.
– Я ничего не знаю про этого Годфри, Джермин. – Ее голос дрожал. – Я была ребенком.
– Ты и сейчас ребенок. – Он постарался переменить тему: – Тебе всего девятнадцать!
Его сострадание задело ее гордость.
– Возможно, я и не поняла, кто такой был Годфри, но уверяю тебя, Джермин, моего опыта хватит на десять жизней.
– И тебе не нравится, когда говорят, что ты молода. – Он явно над ней подтрунивал. – Больше, чем когда-либо, я чувствую себя так, будто я выкрал младенца из люльки.
Но она знала, как его уколоть.
– А ты очень старый, – сказала она кротко. Он толкнул ее в траву.
Она засмеялась и начала с ним бороться. Но через минуту он уже прижал обе ее руки у нее над головой и начал целовать.
– Я победил.
– Только потому, что применил силу.
– Это лучше, чем отрава в стакане вина, – возразил он.
– Ты так думаешь, потому что на твоей стороне сила.
– Все равно я победил.
– Да, ты победил. – Она отмела его хвастовство, словно оно не имело значения. – Неужели ты никогда не забудешь эти глупые кандалы?