Ботаничка
Шрифт:
— Зачем Алисе понадобился ваш домик, он же совсем маленький был, и от города далеко?
— Место там необычное. Тысячу лет на нем капище стояло. Алиска силу ищет. И тебя вон не пожалела. Остальные-то родственники твои где?
— Далеко: дядька в Канаде, мать на Дальнем Востоке, отец на крайнем Севере, Ванька на черноморском побережье.
— Всех разогнала, чтобы значит не мешали. Ты же чистая. Только такая может на Источник выйти.
— Какая же я…
— Такая! Ни зла в тебе, ни зависти, ни подлости.
Прежняя тетя Саша не умела так разговаривать. Она была мягкой и очень доброй. И кошка у нее никогда не царапалась, ласкалась и легко шла к Ане, а от Ваньки пряталась. Но Ваньку привозили редко, его отправляли на все лето в лагерь или детский санаторий. Ванька постоянно нуждался в каком-то лечении. А в чем нуждалась Аня? Наверное, в доброте, в теплых плюшках, в карамельках за двадцать копеек, которые несла из магазина и потом угощала ими тетю и кошку; в свободе от скандалов и в тихих вечерах вдвоем…
— Девочка, которая со мной сюда прилетела, искупалась в озере. Нас же ни о чем не предупредили. Она с ума сходит, беснуется. Я ее молоком отпаиваю, только не на долго хватает. Я ходила к доктору.
— Что она тебе сказала?
— Сначала дала траву. Отвар помог, только не до конца. Я просто не знаю, что делать.
— Отпусти ее.
— Почему?!
— Девчонка купаться побежала, а у нее как раз в этот день месячные пошли. Через кровь озерная вода к ней попала. Тут уже ничего не сделаешь. А будешь держать, она или тебя порешит, или на себя руки наложит. Отпусти. Пропащая она. Да тут ей, может, и лучше станет. С русалками кружить веселее, чем по чердакам да подворотням тощее тельце на стакан водки менять. Или ты боишься без прислуги остаться?
— Нет, тетя Саша. Этого я не боюсь. Просто без нее вообще рядом ни одного человека не останется. Старший охранник…
— Знаю. Был он у меня, просился или обратно в люди, или уж деревом. Только я ведь ничего этого не могу. Просидел до вечера, все про свою жизнь рассказывал, а как сумерки легли, вышел за порог, да тут и врос, до утра простоял и ушел. Всю жизнь его будто ветром мотало, убивал, но не со зла — работа такая. Но лжи в нем нет. Иной деревянный лучше живого станется. Только он тебе не помощник. Подневольный, что прикажут, то и сделает. Ты у Алиски-то часто бывала?
— Нет. Раз в полгода-год. Мы в последнее время редко встречались. Перед самой командировкой она мне дала это кольцо и очки. Ночью, когда Эти пришли, я про очки вспомнила, ну и увидела их… настоящих. Кто они?
— Бесы. Колечко никому не давай. Тут за него тебе не то что полмира, космос со всеми звездами пообещают и гору золота в придачу. Ты у Алисы мужчину не встречала? Высокий такой, худой, жилистый, лицо одутловатое,
— Я вообще никогда в ее доме мужчины не видела.
— Если такой появится, обходи десятой дорогой.
— А Источник — это что?
— Ключ. Бьет раз в году в купальную ночь. Кто его найдет, получит великую силу. Но главное, кто его найдет, сможет закрыть этот мир от кромки.
— Я не понимаю.
— Бесы, упыри, русалки, мавки, да и я тоже — кромешники. Те, кто на переходе задержался и ни к тому миру, ни к этому. Вокруг озера место прозрачной границы. Тут кромешники могут жить как бы людьми. А для нас даже видимость жизни много значит.
Тетя Саша поднялась с табуретки и отвернулась к окошку. Кофточка сзади оказалась порвана. В дыру виднелись сухие желтые реберные кости, за которыми шевелился мрак.
— Я тебе сразу показывать не стала. Ты и так перепугана. Теперь знаешь: видимость жизни. Прости, Анечка, ничем я тебе помочь не смогу. Иди, скоро темнеть начнет. Моя подружка тебя вокруг деревни проводит. Так-то быстрее доберешься.
Ане захотелось подойти, прижаться к тете Саше, как в детстве, когда теплее этих объятий ничего не было. Та как услышала, подняла руку в отвращающем жесте. Иди!
Желтопузик свернулся за порогом в солнечном пятнышке. Когда Анна вышла, змея распрямилась и легко заскользила по траве. Без тяжелой сумки, без необходимости все время смотреть под ноги, дорога показалась легкой. Анна как бы летела над травами. Никаких кочек или колдобин. Дорожка легла зеркалом.
Человек-дуб ждал у ворот базы, что называется, чернее тучи.
— Стоять!
Анна остановилась, змея тоже, но не уползла, наоборот, встала на хвост, будто приготовившись драться. Дуб заметил рептилию и отступил в сторону, давая дорогу.
— К берегине ходила? — тихо спросил, когда Анна с ним поравнялась.
— Это моя тетя. Все думали, что она уехала. А она тут.
Анна заревела. Шла боялась, увидела начальника охраны, приготовилась отбиваться, и вдруг разом пролилась слезами — так стало их жалко. Жалко своей жизни, которая уже никогда не вернется в прежнее русло. Не будет больше Анечки с фунтиком карамелек. Теперь всегда при воспоминании о детстве перед глазами будет вставать край рваной кофты из-по которого торчат мертвые ребра.
Ее обняли твердые осторожные руки. Анну трясло, она никак не могла остановиться. А дуб гладил ее по голове и что-то нашептывал, шелестел, ожидая пока не кончатся слезы.
— Уже почти стемнело. Ни тебе ни мне тут оставаться нельзя. Иди в дом.
— А вы?
— Я своих соберу, и в рощу. С девчонкой что делать будешь?
— Отпущу. Тетя Саша сказала, ничто ее не удержит. Пусть идет. Так лучше будет для всех.
— Не боишься, что увидят, как ты сама ей двери открыла? Я сейчас камеры отключить не смогу.