Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион

Шерфиг Ганс

— Но это не совсем обычный господин, — кротко возразил Кустос. — Это господин из полиции. Я сказал ему, что нельзя беспокоить директора во время занятий, но он потребовал, чтобы я немедленно пустил его к вам, ему надо сообщить что-то очень важное.

— Скажите этому надзирателю, чтобы подождал. Разве есть что-нибудь более важное на свете, чем изучение латыни?

— Простите, но он вовсе не надзиратель, а полицейский комиссар. Он сказал, что ему необходимо сейчас же поговорить с директором, времени

терять нельзя.

— Весь мир словно сошел с ума! «Времени терять нельзя!» А я могу, значит, терять время? Нет, не могу и не буду. Ну, а теперь идите, Кустос, и больше мне не мешайте. Скажите полицейскому, что я выслушаю его во время перемены.

Однако вместо того, чтобы уйти из класса, Кустос подошел вплотную к кафедре и шепнул:

— Полицейский комиссар говорит, что вопрос касается лектора Карелиуса; дело это очень серьезное и медлить с ним нельзя, быть может, затронута честь нашей школы.

Директор побледнел.

— Передайте надзирателю, что я сейчас приду. Впервые в жизни я позволю себе прервать занятия. Но скажите ему, что в другой раз я этого делать не буду.

Когда сторож скрылся, чтобы сообщить полицейскому ответ, директор обвел взглядом учащихся и заявил:

— Необходимо на несколько минут прервать урок. Предупреждаю: никаких волнений или шума. Беспорядков я не потерплю. Я знаю, что в этом классе имеются некоторые дурные элементы, которые, к сожалению, способны оказывать влияние на других учеников. Пусть поостерегутся и не подстрекают своих товарищей! Каждый нарушитель спокойствия будет примерно наказан!

И директор Тимиан покинул класс.

В коридоре его ждал человек с длинным свертком подмышкой.

— Здравствуйте, я полицейский комиссар Помпье. Насколько я понимаю, вы директор Тимиан?

— Да, — ответил директор. — Что вам угодно в такое необычное время?

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — заявил полицейский комиссар.

Ни один директор не привык, чтобы к нему обращались на «вы», он точно так же, как главный врач, желает слышать обращение к себе в третьем лице с упоминанием официального титула. Вот почему он произнес иронически:

— Полицейский комиссар может пройти сюда!

— Спасибо вам, — ответил комиссар.

— Пожалуйста. Не угодно ли комиссару сесть, — сказал директор, когда они прошли в его кабинет.

— Спасибо, — снова поблагодарил полицейский. — Вот здесь у меня есть одна вещь, которую я хотел бы вам показать. — Он начал распаковывать свой длинный сверток, и наконец из-под вороха бумаги показалась тросточка.

— Вам знакома эта палка, господин Тимиан?

— Нет. Почему вы думаете, что я знаю, что это за палка?

— Посмотрите-ка хорошенько!

— В чем дело, уж не собираетесь ли вы шутить надо мной? — возмутился Тимиан. — Приходите сюда и прерываете

занятия латинского языка, чтобы показать мне какую-то палку?

— Я очень просил бы вас внимательно рассмотреть палку и сказать мне, узнаете ли вы ее! Разумеется, я прошу вас это сделать вовсе не ради шутки, дело тут очень серьезное!

Взяв тросточку, директор долго держал ее в руках, будто собирался задать полицейскому комиссару хорошую трепку.

— Безусловно, замечательная палка, — сказал он и угрожающе помахал ею. — Так что же, по-вашему, я должен с ней сделать?

— Прочтите надпись!

Директор посмотрел на тоненький серебряный ободок и прочел: «А. К. 8/1—1945».

— Это вам что-нибудь говорит?

— Нет.

— Вам не известна эта дата?

— Нет.

— Это день рождения Карелиуса.

— Вот как! Но я вовсе не обязан вести учет дням рождения учительского персонала.

— Лектор Карелиус родился в 1905 году. В 1945 году ему, значит, исполнилось сорок лет. Вы в самом деле ничего не припоминаете, господин Тимиан?

— Разве только теперь, когда вы напомнили мне… Я вспоминаю также, что мы… все коллеги по школе преподнесли лектору Карелиусу по этому случаю подарок. Именно вот такую палку с серебряным ободком.

— Да, именно такую.

— Возможно, это и есть та самая палка?

— Да, никакой другой и быть не может, — заверил его полицейский комиссар.

— Почему вам пришло в голову принести ее сюда?

— А вы не знаете, где она была найдена?

— Нет, господин комиссар, этого я поистине не знаю, — заявил директор, раздраженный непочтительной формой обращения, которую полицейский упрямо продолжал применять. — Право, не знаю, это совершенно меня не касается.

— Палка была найдена в одной квартире по Аллее Коперника, — торжественно заявил полицейский комиссар и уставился на директора Тимиана.

— Вот как! Ну что же, мне кажется, вам следует вернуть ее лектору Карелиусу, который, быть может, уже хватился ее, и в дальнейшем не мешать работе нашей школы!

— Палку нашли вместе с двумя трупами.

— Какими трупами?

— Двумя трупами. Двумя убитыми людьми. Что вы скажете теперь?

— O tempora, о mores! — воскликнул директор.

— Что такое?

— Какие времена, какие нравы!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

— Лектор Карелиус на основании неопровержимых данных обвиняется в убийстве! — торжественно заявил полицейский комиссар Помпье.

— Боже милостивый! Неужели он убил полицейских? — испугался директор.

— Нет. Он обвиняется в том, что убил в пятницу оптового торговца Шульце и его жену.

— Вот этой палкой? — спросил директор Тимиан и быстро отбросил палку в сторону.