Бой без правил (Танцы со змеями - 2)
Шрифт:
– Длинный, - вдруг сказал Сюськов, и от этих слов Майгатову стало еще холоднее. Неужели особист мог читать мысли?
– Да, именно длинный чертежник, их старшина, признался секретчице, что они нашли ее приемник. Я, как узнал, сразу пошел туда, хотя тебе нужно было находиться в это время там, - с тихим раздражением проговорил он, не отрывая глаз от кобуры на боку Майгатова.
– Документ... в штаб флота...
– Знаю. Хотя тебе не положено было ехать. Ты же освобожден от служебных обязанностей...
"Ну чего он Америку открывает!
– мысленно
– Я, что ли, не знаю..."
– При мне чертежники раздвинули ветки. У забора, на земле, лежал приемник "Океан". Я приказал аккуратно, не притрагиваясь к нему пальцами, упаковать его в целлофан. Снимем "пальчики"...
– А какой в этом смысл?
– Я еще не досказал... Секретчица приемник опознала. С чертежников я взял объяснительные. Двое твердят, что ничего не знают. А длинный... ну, старшина, сообщил, что увидел его случайно. До ветру его, мол, потянуло. Вот он и пошел к кустам...
– И это - обвиняемый?
– удивленно вскинул брови Майгатов.
– Конеш-шно, - не замечая этого удивления, прошипел Сюськов.
– Ведь именно он опоил часового, чтобы тот уснул...
– Опоил?!
– вот тут уж точно от удивления сел бы, но стулья стояли далеко, да и та сверхофициальная обстановка, в которой принимал его особист, к таким сценам не располагала.
– Мне принесли из госпиталя анализ крови часового. В ней зафиксировано вещество, - перевел с кобуры взгляд на сейф, где, скорее всего, как раз и лежала эта бумажка с названием забытого вещества, - ...в общем, химическое соединение, вызывающее глубокий сон. Оно наркосодержащее...
– У чертежника - и наркотики?!
– попытался его защитить.
Только, кажется, это было напрасно. Сюськов относился к тому типу людей, которые очень любят свое мнение и его не меняют. Тем более перед каким-то старлеем-неудачником, которого Бурыга, скорее всего, скоро "съест" по службе.
– Чертежник отрицает мою версию. Часовой по фамилии Голодный - тоже. Но у меня есть рычаги. Я выведу их обеих на чистую воду...
– Чистую?!
– все-таки не сдержался.
– А вдруг она - грязная?!
Сфинкс не дрогнул ни единым мускулом лица.
Сюськов помолчал, словно обдумывая кару за дерзость, беззвучно встал, включил телевизор, сел и снова превратился в сфинкса.
"Работает программа севастопольского телевидения, - заговорил женским голосом еще мертвый экран.
– Последние новости: освобожден от занимаемой должности командующий Военно-морских сил Украины вице-адмирал Борис Кожин..."
– Видишь, сняли все-таки, - прокомментировал Сюськов.
– А все потому, что украинский флот развалил. Воровство кругом. И я не хочу, чтобы так же сняли нашего командира бригады. Поэтому лучше посадить матроса за мелкое воровство, чем искать офицера или, что еще хуже, какого-нибудь диверсанта. Понял?
Он говорил это в экран женщине-дикторше, а она ему в ответ сообщала, сколько в городе совершено ограблений, сколько разбилось машин, сколько было жалоб в милицию на рэкет.
– А я не
Сидящий боком к нему Сюськов опять обратился к дикторше:
– Не портите себе карьеру. Бригаде нужно простенькое преступление.
– А сейф? Вы же сами говорили, что возможна версия с сейфом?
– Я говорил?
– наконец-то повернул облитое бледностью, с иезуитскими впалыми щеками, лицо.
– Я намекал. А между намеком и версией - большая разница.
– А вдруг здесь не все так просто, - Майгатов сам не мог понять, почему он упрямствовал. Пять минут назад, по пути к Сюськову, готов был закрыть расследование, чтобы навеки избавиться от него, а теперь вот готов сцепиться с особистом в схватку и доказать, что тот не прав. Или, может, тот, прежний Майгатов, все-таки находился на верном пути? Не-ет, вскипело что-то внутри, всклокотнуло казацкое, буйное.
– Я докажу, что вы неправы. Здесь далеко все не просто. Здесь замешаны...
"Кровавые деньги", - вставила в паузу Майгатову, подбирающему слова, дикторша.
– Этот боевик идет в кинотеатре "Победа". А в "России" "Помеченный смертью".
Название было страшным. Хоть и каждый от рождения помечен смертью, но никому не хочется об этом думать. А примерь к себе, да приблизь ко времени... Ведь и за ним охотились, и он был близок к смерти, но не испугался. И что же теперь: трусить перед этим худосочным особистом?
– Я сам доведу расследование...
– Объяснительные чертежников вам принесут, - тихо, но грубо прервал его Сюськов.
– Завтра до обеда дознание закроете. А иначе... Иначе я дам ход делу об угрозе использования вами оружия в людном месте...
8
Он мешком упал на койку. Усталость сдавливала тисками голову, но усталость можно было перетерпеть. Гораздо страшнее было бессилие, которое он ощущал в душе. Бессилие перед всем, что он сегодня встретил. Бандита упустил, Сюськова переубедить не смог, в милицейскую сводку все-таки попал. И ничего, ну вот совершенно ничего не получалось. Майгатов почувствовал себя настолько маленьким, настолько ничего не значащим перед тем огромным, серым, страшным, что стеной вставало перед ним, что в эту минуту он бы, наверное, не заставил себя даже шевельнуть рукой. И чем дольше думал он о себе таком, тем все огромней и страшнее становилось все вокруг и тем меньше и меньше он сам.
Сквозняком качнуло штору.
"Химик, что ли, вернулся?" - попытался узнать тихие шаги. Приоткрывшуюся дверь и полкаюты закрывала штора у койки, и он не хотел избавляться от этой шторы, хоть на время спасающей его от огромного, страшного, все увеличивающегося...
– Юра?
– спросили голосом Анфимова, и то, что в его воображении химик заговорил голосом командира, вырвало из оцепенения.
Он одновременно рванул вправо штору и сел.
Анфимов. Точно - в каюте стоял Анфимов. Но не тот устало-умиротворенный Анфимов, которого он видел вчера и сегодня, а испуганно-раздраженный.