Бой без правил (Танцы со змеями - 2)
Шрифт:
Словно в подтверждение этих слов, Жбанский застонал и по-лошадиному лягнул ногой воздух.
– Тренируется, гад, - прокомментировал Силин.
– Одолеем его вдвоем, если что, или, на всякий случай, связать ему руки?
– Не надо, - Майгатову не хотелось, чтобы кто-то попал в его шкуру поверженного.
Тяжелые веки Жбанского всплыли ко лбу, открыли мутные глаза. Рука ощупала затылок. Он вплотную, чуть ли не как близорукий, осмотрел побывавшие в волосах пальцы, и кровь разъярила его.
– Суки!
– кинул он в их сторону из-под черного козырька
– Убить же могли!
– А ты здесь, в подъезде, что: в песочницу игрался?
– с такой злостью сказал Силин, что Майгатов даже не поверил, что это произнес пьяница-добряк Силин.
И он скосил глаза, чтобы развеять свои сомнения, но Силина не увидел. Вместо его долговязой фигуры в необъятном засаленом кителе перед Майгатовым качалась широченная спина в черном, как траурный креп, свитере. Когда Жбанский вскочил и как это получилось у него настолько беззвучно, Майгатов не понял. Он ухватился за потертый, в насечках от перочинного ножичка, пластиковый брус перил, подтянулся, встал и только тут увидел, почему молчит Силин. Жбанский душил его. На почерневшем лице Силина беззвучно шевелились губы, но никак не могли рассказать Майгатову о том, что произошло.
Он не помнил, почему ударил именно по почкам. Наверное, по измазанному кровью затылку было бы больнее, но то ли с боксерских лет усвоил, что нельзя бить по затылку, то ли брезгливость вызывал у него этот буро-красный сгусток в сплевшихся черных волосах, но удар пришелся в почки. Жбанский охнул, как от испуга, и осел. Руки Силина, сразу почему-то ставшие сильными, оттолкнули боцмана в угол, на старое место.
– Я же го... го... гов-ворил... руки ему... связать...
– Ты - дурак, Жбанский, - сверху вниз сказал Майгатов.
– Чего ты дергаешься? Все улики - против тебя...
– Хрен вам, а не улики, - с закрытыми глазами прохрипел тот, лежа в уже привычном углу.
– Нет у вас ничего против меня! Приемник найден, деньги Танька завтра в ящике откопает.
– А сломанный ключ?
– нанес решающий удар и почувствовал, что от вопроса больше всего напрягся Силин, который ничего об этом ключе не знал.
– Что: Анфимова хочешь притоптать? Ты ж ему сам пообещал, что не заложишь, - открыл глаза и обжег презрительным взглядом.
Перекоробило от фамильярного "ты", от наглости, которой за болтуном Жбанским никогда раньше не замечал, от брезгливого выражения лица. Что так изменило его, что искорежило? И вдруг понял.
– Сколько он тебе заплатил?
– Военная тайна.
– Ты - о чем?
– влез Силин.
Рука пошарила в нагрудном кармане. Лежит. Сплющенный, из трубочки превратившийся в гармошку, но лежит. Достал и, развернув, сунул к лицу Жбанского.
– Узнаешь красавчика?
Долго смотреть Жбанский не смог. Отвел глаза, будто не выдержал состязания взглядами со взирающим на него с ватмана очкариком Зубаревым.
– Чего ты мне картинки показываешь?
– Узнал?
– Первый раз вижу, - зло процедил в сторону.
– А отвертка, что ты ему подкинул в каюту, - кивнул на Силина, - тоже,
– Была б уликой, если б вы на ней мои отпечатки нашли... А так железяка ржавая - и все...
– Слушай, - опять напомнил о своем присутствии Силин, - а зачем ты приемник у Таньки стянул?
– Не брал я его, - все так же не поворачивая головы, словно разговаривая с человеком за обшарпанной дверью, который был ему милее обеих офицеров.
– Наверное, чертежники, когда вернулись из самоволки, стянули...
Ссадина на виске у старшины. Майгатов вспомнил ее, и цепочка событий окончательно сложилась. Рассвет. Матросы возвращаются из самовольной отлучки. Увидели открытую секретку и спящего часового. Нагленький морячок с голосом Мамочки предложил украсть приемник. Старшина уперся. Получил удар в висок. В итоге приемник они все-таки забрали. А потом старшина дрогнул. И под видом случайно найденного вернул.
– Это еще доказать надо, - сказал Майгатов совсем не то, о чем подумал.
– А доллары?
– Мои это баксы. С похода. Я их Таньке на день рождения подарил.
– Значит, вроде как свое забрал?
– съехидничал Силин.
– Да, свое!
– крикнул Жбанский, и его голос эхом отдался на верхних этажах.
– И мясо, что вашему дураку-фельдшеру на лоб прикладывали, тоже мое. Я ей подарил...
– Ни хрена себе - подарок?!
– удивился Силин.
– Это он в доверие входил, - пояснил Майгатов.
– Чтоб поймать возможность снять слепки с ключей. Точно?
– Пошли вы... шерлок-холмсы хреновы... Ты мне почки, гад, отбил. Будешь теперь пенсию выплачивать...
– А ты пойди, заяви в милицию... Пойди-пойди, - иронично посоветовал Силин.
– Может, сразу посадят. За покушение на убийство... Ну и сволочь! Мясо он дарил!.. Я б тебя, боцман, вместе с тем мясом в соляной кислоте...
Попрекать его за горячность Майгатов не стал. Он свернул портрет Зубарева, сунул его на старое место, в теплый нагрудный карман и негромко посоветовал Жбанскому:
– Завтра все это расскажешь Бурыге. Иначе...
– Ничего я никому не буду говорить, - ухмыльнулся одними усами.
– И хрен вы до меня теперь дотянетесь! Я вчера украинскую присягу подписал. Служу на другом флоте. Поняли? И вас, гадов, ненавижу!..
11
В поиске иголки в стоге сена - масса преимуществ. Во-первых, все происходит в одном месте, и не нужно тратить время и силы на транспортные издержки. Во-вторых, сам процесс предельно прост: берешь по соломинке и перекладываешь на заранее выбранную площадку. В-третьих, твердо знаешь, что рядом с последней соломинкой будет лежать иголка. В-четвертых, учтите полезность нахождения на свежем воздухе, целительный запах скошенных трав. А если поднапрячь мозги, то можно отыскать и пятое, и шестое, и сто шестое преимущество. Но, к сожалению, Майгатов искал не иголку в стоге сена, а человека с фамилией Зубарев в более чем трехсоттысячном городе, и при этом даже не был уверен в безупречной точности измятого, заштрихованного линиями сгибов портрета.