Бой на Калиновом мосту
Шрифт:
Ванюшка Елену посадил в мешок, сел на коня да и возвился как ясен соколок — и след её простыл! Полетел добрый молодец; приезжает к батюшке к своему царю. Царь обрадовался, к Елене на шею бросался, с Еленой целовался. У нас не пиво варить, не вино курить сейчас и за свадебку. Вот Елена Прекрасна его к себе близко не подпускала, речь ему одну сказала: «Нет, царь, не должная я с тобой венчаться: я украдена. У меня нету подвенечного платья. Съезди, привези мне его, тогда обвенчаюсь». (А уж где же ему ехать? Он за ворота-то боится.) Отвечает батюшка царь: «А куда же я поеду? Где его найду?» — «Кто меня достал, тот и платье мое привезет».
Сейчас царь призывает Ванюшку-дурачка. Ванюшка отдыхает в конюшенке с устатку, ничего не знает. Привели к царю.
Ванюшка горько заплакал: в конюшенку идет, в три ряда слезы бегут. Конек-горбунок спрашивает его: «Что, Ваня, горько плачешь?» — «Большая беда на меня!» — «Какая беда?» — «Елена Прекрасна приказала достать платье подвенечно». — «То-то, Ваня, — сказал конек, — я тебе говорил: не бери это перо… Ладно, ложись спи: дело будет исправно».
Ваня лег, не спит — из глаз слезы льют. Конек-горбунок через скорое время подходит и говорит: «Будет, Ванюшка, спать! Пора вставать, нам с тобой ехать горе горевать!» Сел да полетел добрый молодец. Где его палаточка стояла, тут только пепелок повевает.
Подъехали к синему морю; сказал конек-горбунок: «Ванюшка, защурься! Сиди крепче!» Нырнул конек в море, на самое дно и дошли до сундука; открыли его, платье вынули, в узелок завязали. Сел добрый молодец, да и полетел. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Прошло дело три года. Приехали к царю, поставил Ванюшка своего конька в конюшенку — сам пошел к царю; они сидят с Еленой Прекрасной, чаек кушают […]. Ванюшка пришел, цветно платьице принес; Елене Прекрасной подал, а царь Ванюшку по головушке погладил и не знает, чем его жаловать. Посылает Ваню в конюшенки новых коней заложить: хочется с Еленой покататься, дабы скорехонько обвенчаться. Елена же Прекрасна царю говорит: «Из вас из двоих будет один мой жених». Приказала царю развести посереди широкого двора огонь и навесить три котла; в первый налить смолы, а во второй — молока, а в третий котел — простой воды и вскипятить все три котла, да и сказала Елена Прекрасна: «Вот кто в этих котлах искупается — тот мой жених будет!» Ванюшка горько плакал: купаться не желает и невесту не берет, а она ему отвечает: «Ты ездил и страдал — я, быть может, твоя буду». А батюшка царь, у него ноженьки дрожат, и думает: «Как же можно в вару искупаться?»
Она заставила их покониться, кому прежде лезть. Досталось прежде нырять Ванюшке-дурачку. Ванюшка-дурачок горько заплакал и говорит Елене Прекрасной: «Я вот Пойду схожу к коньку-горбунку, распрощусь и в ножки поклонюсь, и отпущу его на свою сторону домой».
Пришел Ванюшка к коньку-горбунку, горько плачет, во слезах своего конька не видит. «Что, Ваня, плачешь?» — «Большая на меня беда! Сейчас кончится жизнь моя: заставляют меня в трех котлах купаться в кипячей смоле, в молоке и в вару». — «Ну я бы только был жив, а ты будешь живой. Иди, я — за тобой. без опаски ныряй! Я в смолу левую ногу обмакну — холоду пущу, в молоко правую макну — льдушечку пущу, а в вар фырнул ноздрями — полон снегу будет».
Ванюшка подошел к котлам — Елена Прекрасна стоит с царем, на краю царь дожидается, когда Ванюшка нырнет. Ванюшка перекрестился — бултых в смолу! Весь как головешка оттоль вынырнул, черный! Как в молочко нырнул — побелее стал, а водой обмылся — стал добрый молодец ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать.
Елена Прекрасна посылает царя: «Ныряй за ним!» Он думает себе: «Ванюшка нырял и мне надо». Как в смолу нырнул — и теперь там сидит.
Они с Ванюшкой обвенчались, стали жить да быть больше худа проживать, детей наживать. И сказке весь конец тут.
26. ИВАН БЫКОВИЧ
Жил был царь, у него была служанка, и царь приказал служанке купить щуку. Эту щуку сварили, уху съели царь с царицей и служанка, а помои вынесла быку. Царица и служанка и бык с ухи обрюхатели. Царица родила Ивана-царевича, служанка — Ивана Девича, бык Ивана Быковича. Растут эти робята не по годам — по месяцам, и выросли робята [за] двенадцать месяцев, и стали ходить по царским конюшням выбирать по коню. Иван-царевич, Иван Девич выбрали, а Иван Быкович не может выбрать: к какому коню придет, рукой тяпнет — конь с ног долой. Иван Быкович пришел в погреб, стоят два коня. Одного тяпнул, конь устоял: «Это по мне». Вывел коня и поехали все в чисто поле.
В чистом поле гуляли день. Прогуляли весь день до вечера, приехали ночевать к мосту. Иван Быкович говорит братьям: «Братья, построим здесь шатер, будем ночевать». Построили шатер. Иван Быкович говорит: «Давайте, братья, метать жребий, кому не спать, караулить у моста». Бросили жребий, досталось Ивану Девичу. Иван Девич сел караулить, а Иван Быкович и Иван-царевич пошли в шатер, спать легли. В шатре Ивану Быковичу не спится. «Пойду, его досмотрю, каково он караулит». Пришел, а брат спит, как сильный порог шумит. Сел сам караулить Иван Быкович под мост. Едет по мосту проклятое Издолище о трех головах. У проклятого конь подпинается, на нос подтыкается.[14] «Что же ты, конь, подпинаешься, на нос подтыкаешься? Кого я боюсь?
Есть на свете один, Иван Быкович, я того на одну долонь [15] посажу, другой придавлю, у него одна пена выйдет». Иван Быкович выскочил из-под моста: «Чем ты, проклятое Издолище, похваляешься?» — «Я похваляюсь своей силой, заходи сюды на мост». Иван Быкович зашел, Издолище спрашивает: «Далеко ли у тебя, Иван Быкович, дух несет по мосту?» — «У меня до полумосту». — «А у меня три версты. Ну-ко дунь», — говорит Издолище. «Нет, я не дуну, у меня одна голова, да и та больна, ты дунь, у тебя три головы». Проклятое хочет, дунуть, духи направляет, шею вытягивает. Иван Быкович выхватил саблю из кармана и Отмахнул все три головы у Издолища; эти головы и тулово с мосту свалил, прибрал, сам пошел в шатер спать. Иван Девич приходит с караула в шатер, Иван Быкович спрашивает: «Каково, брат, ходил?» — «Тихо, тихо, брат, волосом не вянёт, [16] ничего я не слыхал». Утро стало, поехали они в поле гулять, весь день проездили, ночевать опять приехали к шатру, к мосту.
Опять бросили жребий Иван-царевич и Иван Быкович, досталось караулить на ночь Ивану-царевичу. Иван-царевич пошел караулить, а два брата спать легли в шатре. Ивану Быковичу не спится. Пришел, а Иван-царевич спит, как сильный порог шумит. Иван Быкович сел караулить под мост. Едет по мосту проклятое Издолище о шести головах; у проклятого Издолища конь подпинается, на нос подтыкается. «Что же ты, конь, подпинаешься, на нос подтыкаешься? Кого я боюсь? Есть на свете Иван Быкович, я того на одну долонь посажу, другой придавлю, у него одна пена выйдет». Иван Быкович выскочил из-под моста. «Чем ты, проклятое Издолище, похваляешься?» — «Я похваляюсь своей силой, заходи сюды на мост». Иван Быкович зашел, Издолище спрашивает: «Далеко ли у тебя, Иван Быкович, дух несет по мосту?» — «У меня до полумоста». — «А у меня на шесть верст дух несет. Ну-ко ты дунь». — «Нет, ты дунь, у тебя шесть голов, а у меня одна, да и та больна». Проклятое Издолище хочет дунуть, духи направляет, шею вытягивает, Иван Быкович выхватил в ту пору саблю и шесть голов срубил у Издолища, свалил в ту же кучу и спать пошел в шатер. Утром спрашивает: «Каково же, брат, ты караулил?» Отвечает Иван-царевич: «Тихо, тихо, брат, волосом не вянёт — ничего я не слышал».