Бой на вылет
Шрифт:
Мертвецы.
Двое у стола сидят в полной неподвижности, а третий, за компьютером, не оборачиваясь, проворно стучит по клавишам, и Десятник отсюда, с порога кабинета, видит, что мертвец работает в программе Word, и на экране строчка за строчкой появляется какой-то текст.
— Что… кто вы… — превозмогая, ужас, он попытался войти в кабинет и не смог.
Что-то не пускало его внутрь. С удивлением Юрий отошёл на шаг и снова попробовал войти. И снова был остановлен. Словно прозрачная невидимая стена выросла в дверном проеме. И эта стена явно не собиралась немедленно исчезать и пропускать хозяина дома в его законные
А ещё был страх.
Не тот, что возник в глубинах души Юрия Десятника ещё на веранде и при виде мертвецов попытался вырваться и захватить контроль над чувствами и разумом, — с тем страхом писатель справился довольно быстро. Нет. Этот новый страх исходил непосредственно из кабинета. Он накатывался волнами, проникал сквозь глаза, ноздри и уши, казалось, в сердцевину каждой нервной клеточки тела и начинал терзать её изнутри беззвучным и в то же время пронзительно-оглушающим криком: «Уходи! Беги, идиот!! Спасайся немедленно!!! Здесь — смерть!!!!».
И с этим, внешним страхом, было куда труднее бороться.
С полминуты Десятник ещё умудрялся оказывать сопротивление (опьянение покинуло его окончательно в первые же секунды), но напор усиливался, и в какой-то момент Юрий понял, что ещё чуть-чуть и он просто-напросто сойдёт с ума. Вернее, понял даже и не он сам, а какая-то часть его глубинной сущности, отвечающая за самосохранение. И эта часть отшвырнула его от двери, заставила выскочить на улицу и, не разбирая дороги, кинуться со всех ног в черноту ночи, подальше от собственного дома.
Чем хорошо паническое бегство, что оно все-таки приводит человека в чувство. Рано или поздно. Задыхаясь и хрипя, Юрий Десятник остановился и бросил за спину затравленный взгляд. Полная луна, как бы специально оказывая писателю услугу, вышла из-за облаков и осветила окрестности призрачным светом. Его никто не преследовал. Тогда сочинитель посмотрел вперед — туда, куда он в полном беспамятстве только что нёсся, и вздрогнул. В полусотне метров, прямо по курсу, начиналось кладбище.
Идиот, нашел, куда бежать! А впрочем…
Чувствуя, как понемногу успокаивается сердце и приходит в норму дыхание, он нащупал в кармане сигареты и закурил.
Так. Надо подумать. Бежал-то я чисто интуитивно? Несомненно. Интуитивней и не бывает. А своей интуиции я доверяю. Она у меня хорошая, отточенная годами писательского ремесла. Выхоленная и взлелеянная. Главное, вовремя её услышать. Вовремя услышать и правильно понять, что она тебе подсказывает. Итак, начнем с главного. Верю ли я своим глазам? Верю. Иначе можно сразу идти сдаваться в дурдом. Да и как не верить, если о живых мертвецах я сегодня только разговоры и слышал. И вот — на тебе, они у меня дома. Непосредственно. Может, подсознание художническое шутки шутит? Типа наслушался, водки выпил — получи, что заказывал. Хм, тогда все-таки нужно будет признать, что мне действительно пора сдаваться врачам-психиатрам. А этот вариант я решительно отбрасываю. Тогда что? С чего все началось?
Профессиональная память сочинителя быстро открутила назад ленту воспоминаний, и перед Юрием, словно наяву, предстал сначала тот день, когда не слишком трезвый друг Жора Игнатенко подбросил ему идею похода на кладбище за именами и фамилиями для литературных героев. И тут же — день следующий, когда он, писатель Юрий Десятник, на кладбище и отправился с целью эту самую идею осуществить. И осуществил.
Нет,
Ночное кладбище — не лучшее место для прогулок. Но Десятник гулять и не собирался. Целенаправленно и быстро, стараясь не глазеть по сторонам и выбирая только широкие асфальтированные дорожки, он пересек сначала новую, не слишком устроенную часть погоста, затем обихоженный центр и подошел к старой, запущенной части кладбища. Спасительница луна светила ярко, а дорожку, которой он воспользовался тем злополучным днем, Юрий помнил хорошо. И он даже не очень удивился, когда буквально через десять минут не слишком тщательных поисков, он вышел к знакомой могиле и обнаружил на ней при лунном свете свежеразрытую землю…
Прямо сейчас, иначе испугаюсь….
Он перешагнул через невысокую ограду, присел у могильной плиты и щёлкнул зажигалкой. «Топич Ерофей Казимирович» — успел прочитать он.
— Пришел? — мрачно осведомились сзади.
Внутренне Десятник был готов к чему-то подобному, но все равно вздрогнул и резко — гораздо резче, чем можно было бы — обернулся.
В двух метрах от него, опираясь на палку, стоял дед. Тот самый.
— Пришел, — согласился Юрий, и сам удивился своему неожиданно спокойному голосу. — Здравствуйте.
— И ты здравствуй. Ну, что скажешь?
— Не знаю. У меня дома… там…
— Я знаю, — прервал старик. — Что они делают?
— Двое просто сидят. А третий… Он что-то печатает на моем компьютере. Какой-то текст.
— Вот как! И быстро печатает?
— Быстро. Профессионально, я бы сказал.
— Совсем обнаглели… Ладно, придется вмешаться. А то это далеко может зайти.
— А… — Десятник облизнул пересохшие губы. — Что они делают?
— То же, что и ты. Пишут. Роман твой продолжают. С нужными им именами и фамилиями. Я же тебя предупреждал, а ты не послушался. Одно дело, когда случайное совпадение, и совсем иное, когда вот так — напрямую. Взял с могилы и вставил. Никогда не слышал, разве, что в имени человеческом великая сила заключена?
— Слышал, но…
— Вот тебе и «но». Наперед будет тебе урок. Подойди сюда.
— А вы…вы кто, дедушка? — решился спросить писатель, медля с выполнением просьбы-приказа загадочного старика.
— Я — Страж, — строго ответил дед. — Как раз для таких вот случаев и поставлен. Ну и для других… всяких разных. Кладбище — место особое. Без Стража никак нельзя. А больше тебе ничего знать и не нужно. Ну, иди сюда. Время уходит.
Юрий перешагнул ограду и подошёл.
— Наклонись, — приказал дед.