Боярышня Дуняша

Меллер Юлия Викторовна

возражать, да и чему? Любое несогласие со стороны Милославы будет выглядеть вздорным, но

она всё же попытается.

Милослава открыла рот, чтобы достойно ответить, но игуменья предупреждающе подняла

руку.

— Не каждому дано воспитать дитя с божьей искрой в груди, да и мы не каждому

предлагаем такую честь.

Старая женщина развернула Дуню к себе лицом и по-птичьи склонила голову. Дуняша не

успела скрыть свою настороженность, да ещё в её глазах

мелькнуло понимание того, что её

сейчас заберут из дома… и обратно она уже не вернётся, а игуменья вовсе не ласковая бабушка, коей пыталась казаться.

Взгляд монахини похолодел, и она со строгостью посмотрела на Милославу.

— Разбаловала ты своих детей, — жестко произнесла она, но, смягчившись добавила: —

Ничего, в обители мы всё поправим. Жду от тебя телегу с пропитанием и вклад за дочерей.

Милославу бросило в жар.

«Дочерей!»

Обеих девочек хотят забрать!

Игуменья Таисия величаво развернулась и собралась уходить, не удостаивая взглядом

раскорячившуюся в поклоне и одновременно в пригласительном жесте откушать ключницы.

— По какому праву требуешь отроковиц себе? — раздался насмешливый голос Кошкиной и

наваждение непоправимости пропало. Милослава очнулась, сверкнула глазами и загородила

собою дочерей.

— Во благо свой подвиг свершаю, — тихо ответила игуменья, — девочкам нужно духовное

наставление, чтобы дерзость изгнать из их душ.

— Это боярышни, а не смерды! — рявкнула Евпраксия Елизаровна. — Им над людьми

властвовать, а не смиренно плыть по течению.

— Ересь лаешь! — повысила голос игуменья и стукнула по полу посохом.

— Благостными речами покрываешь жажду наживы? Власть княжескую и боярскую ставишь

ниже монастырской? — ничуть не испугавшись, наступала Кошкина.

В горнице повисла тишина. Женщины в напряжении смотрели друг на друга, и нежданная

гостья не выдержала:

— За твои грехи сын твой пострадал! — бросила обвинение игуменья и для убедительности

указала на боярыню скрюченным артритом пальцем.

Видит бог, она не хотела, но ненависть к Кошкиным оказалась сильнее. Из-за них целый род

бежал из Москвы и обрубил будущее молодому поколению. Нет больше силы за Тверью, а

Москва крепчает, но без Бутурлиных!

Из Кошкиной словно стержень вынули, и она осела прямо на пол. Таисия взглянула, поморщилась и резко повторила Милославе:

— Твоих девочек сейчас заберу!

Она уже двинулась к выходу, не сомневаясь в исполнении повеления, как вдруг…

— Нет, не отдам, — выступила вперед хозяйка дома. — Мы сами воспитаем дочерей.

Таисия остановилась. Ей показалось, что она ослышалась,

но раскрасневшаяся до багряных

цветов хозяйка смотрела прямо на неё.

— Ты хоть понимаешь, от какой чести отказываешься? — сдерживая гнев, вкрадчиво

спросила игуменья. И Милослава поняла, что её спрашивают, что понимает ли она, против кого

идёт?

— Я не просила о такой чести… — упрямо не сдавалась боярыня Милослава, задыхаясь и

вытирая пот с лица.

— Уж не одержима ли ты и твои дети гордынею? — угрожающе прошипела гостья — и тут

Машу затрясло, она побелела и, указывая на Таисию, в ужасе закричала:

— Ведьма! — и упала в обморок.

Этого никто не ожидал.

Мария всегда была спокойной девочкой и послушной. Её никогда не наказывали, да даже

голоса на неё не повышали, потому что не за что было. Это Дуняшка могла учудить что-нибудь, и получив подзатыльник, а то и попе, отряхнуться и наново чудить. И вдруг Машенька…

Женщины с ужасом посмотрели на игуменью.

Что у них было в мыслях?

Они же не поверили выкрику впечатлительной девочки?

Тогда испугались за Машу и чем аукнутся ей эти слова?

Но, кроме сестры, к девочке никто не кинулся.

Все в ступоре смотрели на искаженное негодованием и злостью лицо гостьи. Эмоции старой

оскорбленной женщины не сложно было угадать, как и то, что она не простит не только

ребенка, но и всех свидетелей.

Всем было ясно, как божий день, что монастырю понадобилась необыкновенная художница

и что настоятельнице пришлось оказать честь Дорониным и лично добраться до них. Еремейка

сын Профа не наибольший человек, но и не маленький, чтобы отдать своих внучек по письму

Таисии. А ещё люди говорят, что он обожает своих внуков, не делая различия между девочками

и наследником. Из-за слабости к детям своего сына старый дьяк мог доставить немало хлопот, если дать ему время. Сначала он затеял бы долгую переписку, а после подключились бы другие

заинтересованные люди, поэтому Таисия смирила гордость и сама… сама! заехала за нужными

ей отроковицами.

А тут Кошкина! С ней игуменья ссориться не хотела, да и не почину, но стерпеть

небрежение от неё и помеху в деле?

И под конец трясущаяся девчонка… Маша с самого начала смотрела на гостью широко

раскрытыми глазами. Все думали, что от избытка чувств, тем более в первые минуты в её

глазах были смешаны восторг, почитание, трепет, ожидание чуда, а она оказывается не в себе!

Таисия быстро сумела спрятать свой гнев и медленно обвела всех присутствующих жестким