Боярышня-попаданка, или Любовь князя

Вуд Маритта

— Вот говорила мне маменька: “Не разрешай, Матвей, Марьюшке через костры прыгать”, а я, как всегда тебе волю дал, сильно испугалась?

— Ничего, все в порядке.

Матвей, вот его значит как зовут. И там еще маменька есть. У меня не было ни братьев, ни сестер, да и родителей я не помню совсем. И вдруг брат! И маменька! Что все это значит? Куда я попала?

Глава 3

Я толком не разглядела дорогу, по которой вел меня Матвей, вокруг было очень темно.

Время от времени, я спотыкалась о корни деревьев и кочки, Матвей поддерживал меня, крепко обхватив за талию.

Наконец мы подошли к высокому терему, поднялись по ступеням и оказались в просторной комнате.

— Маменька, прости. Марья все же прыгнула через костер…Очень испугалась, сама не своя, Прости меня, не доглядел.

К нам шагнула высокая статная женщина с русой толстой косой, которая короной была закручена на ее голове. Глаза у женщины были голубые, как у Матвея, легкие морщинки разбегались от уголков глаз.

Она подошла ко мне, положила прохладную ладонь мне лоб и воскликнула:

— Господи, да у нее жар! Скорее нужно уложить Марьюшку в кровать.

Женщина хлопнула в ладоши, прибежала девушка в сарафане, маменька приказала ей:

— Параша, побыстрее приготовь боярышне постель, завари ромашку и принеси плошку с холодной водой, — девушка унеслась исполнять приказания, — Пойдем, милая, тебе нужно выпить отвар ромашки и поспать, — маменька обняла меня за плечи и повела по лестнице в верхние покои. Мы вошли в небольшую комнату, которую освещала масляная лампа, стоящая на столе. Параша помогла мне скинуть одежду, натянула на меня свежую рубаху и я наконец очутилась в постеле. Пирина была удивительно мягкой, подушки пышными, одеяло согревало мое тело, которое тряслось в ознобе.

Маменька поднесла к моим губам чашку с отваром, я послушно выпила, откинулась на подушки и провалилась в глубокий сон.

Во сне я чувствовала, как на мой пылающий лоб кто-то заботливо кладет ткань, смоченную холодной водой и спустя какое-то время компресс менялся на более холодный.

Я с благодарностью, слегка пожала руку маменьки, ведь именно она сидела всю ночь возле моей кровати и остужала мой горячий лоб.

Очнулась я, когда уже свет вовсю заливал комнату, в которой я лежала.

Я осмотрелась по сторонам, большой сундук, накрытый тканым половиком, стол, покрытый скатертью, лавки, обитые тканью.

На полу лежат половички. Кровать, высокая, большая с множеством подушек и подушечек, красивое стеганое, одеяло искусно вышитые наволочки и подзоры.

Около окошка стоят пяльца с какой то вышивкой.

Заглянула вчерашняя Параша, увидела, что я проснулась, побежала за маменькой.

Та вошла, тревожно вглядываясь в мое лицо, вот сейчас она поймет, что я самозванка и велит выгнать меня или вызовет полицию, или как у них называется подобная служба.

Но маменька приложила ладонь к моей голове и улыбнулась:

— Ну слава богу,

жара нет! Марьюшка, ты спустишься вниз или тебе обед сюда принести?

— Можно я еще немного полежу? Слабость очень сильная… — Я чуть улыбнулась.

— Лежи, милая, сейчас Параша тебя умоет и принесет бульон, — маменька поцеловала меня в лоб и вышла.

Параша притащила тазик с водой, я умылась, вытерлась полотенцем с вышитыми красными петухами, пригладила волосы и с удовольствием выпила вкусный бульон, закусывая необычайно вкусным хлебом.

Параша смотрела на меня с жалостью:

— Ой, боярышня, раньше вас не заставить было хлеб исть…

— Очень вкусно, — пробормотала я с набитым ртом, — Спасибо тебе, Параша.

Параша кивнула, собрала посуду и ушла.

Я лежала, раздумывая, что же мне делать, как себя вести и наконец, где же я?

Приглаживая волосы, я заметила, что коса моя стала заметно длиннее и даже как бы не странно это было, она явно была толще, чем моя обычная тоненькая косичка.

Надо найти зеркало, я осмотрелась, но не увидела ничего, похожего на зеркало.

В дверь робко постучали и в щель осторожно заглянула курносая веснушчатая девочка лет десяти с голубыми глазами.

Я улыбнулась, голубые глаза- это явно фамильная черта, девочка тоже наверняка сестренка.

— Заходи, не стесняйся, — я махнула рукой, приглашая девочку войти.

Она бочком протиснулась в дверь и встала у порога, опустив глаза:

— Марьюшка, ты не заругаешься? Меня маменька послала узнать, не надо ли тебе чего. Сама маменька на дворе занята.

Девочка взглянула на меня и опять потупилась.

— Входи, чего я должна ругать тебя? Ты разве в чем-то провинилась?

Девочка замотала головой:

— Нет, ни в чем! Но ты меня всегда ругаешь, когда я к тебе захожу.

Понятно. Марьюшка то та еще штучка оказалась, вон какого страха на малышку нагнала.

— Не буду больше тебя ругать, входи. И скажи, не поможешь ли ты мне зеркало найти? Вот совсем не помню, где оно может быть?

Девочка улыбнулась во весь рот:

— Вот ты вправду сильно заболела, если забыла, куда зеркальце свое всегда прячешь!

Ловко приоткрыв крышку сундука, девочка вытащила из его недр еще один сундучок, совсем небольшой, но украшенный причудливыми узорами, вырезанными по дереву.

Она протянула мне сундучок и присела на край моей кровати:

— Марьюшка, а мне можно подержать твое зеркальце? — Она прижала свои тоненькие ручки к груди и мечтательно сказала:

— Вырасту такой, как ты и мне папенька тоже такое зеркальце купит, настоящее, красивое.

Я улыбнулась девочке и открыла сундучок.

Сверху, обернутое в вышитый платок, лежало красивое зеркало в резной оправе с резной же ручкой. Оправа была щедро украшена всевозможными камнями разных цветов и размеров, солнце красиво играло на их гранях.