Бойся своих желаний
Шрифт:
Остановились с тыльной стороны памятника. Бригадир сунул четыре пальца в рот, свистнул пронзительно. Ему отозвался свист с внешней стороны Бульварного кольца, а потом еще один – с внутренней. «Пошли, пацаны!» – скомандовал бригадир.
Волосатиков удалось застать врасплох. А даже если б нет – хиппи оказались вояками слабыми, металлистам не чета. Защищать ни себя, ни герлов своих сроду не умели.
Вот и сейчас: парням волосатым надавали пенделей, посрывали с них фенечки, отобрали фирмовые значки. Изъяли у тех, у кого были, корята и котлы, у одного даже пластиковая японская «Сейка» оказалась. Одному, чрезвычайно обросшему, обрезали клок из
Парни рассвирепели. Ботва девчонку схватил, обе руки ей за спину заломил. А Бурый рубашку на ней разорвал. Беленькая грудь в прорехе стала видна. Мотается туда-сюда, напрашивается, чтоб стиснули. Но Пешак, который едва от удара в мошонку отошел, вместо того в пятак герле со всей силы съездил. Девчонка из рук Ботвы выскользнула и кулем на землю рухнула. Брякнулась всем телом – и лежит, недвижимая.
– Ты чё, дурак совсем? – проворчал Бурый в сторону Пешака.
– А чё я-то?
– Да ты, может, убил ее! По мокрому делу пойти хочешь?!
– Да нормально с ней все! – стал оправдываться поваренок. – Девки – они, как кошки, живучие!
Они втроем стояли перед телом девчонки. Откуда-то доносились отдаленные вскрики заканчивающегося побоища. Сквозь кусты кто-то ломился – то ли убегал, то ли догонял. Лежащая на земле хипповка не шевелилась. На душе у всех троих вдруг аж жарко стало. Да не хотели они ее убивать! «Ты чего, эй?!» – тронул хиппушку носком своего ботинка Ботва. А Пешак – тот нагнулся и осторожно потряс ее за плечо. И тут девка вдруг ожила, словно кошка, подпрыгнула на месте – только что лежала и вот уже на ногах, а потом заехала Пешаку локтем по подбородку – и наутек. Едва они втроем сообразили ее схватить – кинулась через кусты. Парни бросились за нею – а она уже возле бульварной ограды. Сиганула через нее и оказалась на проезжей части. А там – светло, фонари и машины ездят.
…Что может быть приятнее, чем колесить ночью по родному городу! Весна в тот год выдалась ранняя. Из приоткрытых форточек авто веял по салону ласковый ветерок. И пусть центр Москвы не чета заграничным городам – глухой и темный. Ни реклам тебе, ни подсветки. Так у Евгения в машине фары имеются. А понадобится – дальний свет включим.
Женя пронесся по улице Горького – она же Тверская, она же – Пешков-стрит. Возле «Интуриста» свернул направо – тогда еще движение по Манежной, что называлась в ту пору проспектом Маркса, открыто было, напомним, в обе стороны. А затем парень, сам не зная того, повторил путь Джулии, совершенный пару часов назад, – только он преодолевал его с большим комфортом, на водительском кресле личного автомобиля. Свернул на проспект Калинина, а потом, неожиданно для самого себя, решил продолжить путь по бульварам – словно сама судьба направляла его. Евгений промчался в тоннеле под Калининским, а когда вывернул на Гоголевский бульвар, прямо под колеса его «Москвича» кинулась девушка в штопанных джинсах, в порванной на груди ковбойке. Она отчаянно размахивала руками. Парню ничего не оставалось делать, как изо всех сил нажать на тормоз и даже крутануть рулем, чтобы объехать девчонку, если вдруг не успеет затормозить. Но «москвичок» повел себя как надо: встал, словно вкопанный, как сивка-бурка вещая каурка – и прямо перед самой чувихой. Правда, от неожиданности и стресса у Жени, как у последнего чайника, заглох мотор.
В сердцах парень выскочил из кабины и напустился на герлу:
– Ты
Девчонка выглядела довольно жалко: наряд хипповый, растерзанный: волосы встрепаны, рубашка разорвана, и нос, кажется, разбит.
– Простите… – прошептала Юлия жалобно. – За мной гонятся!
И правда: у металлической ограды бульвара остановились трое молодчиков. Лиц их в вечернем сумраке было не различить, но фигуры смотрелись устрашающе. Однако на проезжую часть парни выскакивать не решались, замялись, задумались. Но потом оценили диспозицию: водитель «Москвича» – один, не милиционер, да и вообще мусорами не пахнет. И тогда они сиганули через ограду и бросились к Юле, Евгению, автомобилю.
Медлить было нельзя. «Садись!» – крикнул водитель девчонке. Та не заставила себя упрашивать, распахнула пассажирскую дверцу и скользнула на сиденье. Хором хлопнули обе дверцы. Женя завел мотор и ударил по газам. «Москвич» рывком дернулся с места. Последнее, что увидел водитель на месте происшествия: перекошенное злобой лицо одного из подонков и его пятерню, стучащую по боковому стеклу.
Птичка выскользнула из рук.
Девушка запрокинула голову. Иначе капли крови из разбитого носа падали бы на джинсы и сиденье. Евгений глянул в зеркало заднего вида. Погони не было. Да и на чем им гнаться!
Возле метро «Кропоткинская» «Москвич» повернул налево и притерся к тротуару. Рядом парил огромной суповой чашей, отдавал вечеру свое тепло, бассейн «Москва». С небес на всю округу разносился механический голос: «Сеанс заканчивается! Просьба освободить воду».
В полутьме машины Евгений достал из кармана носовой платок, протянул девчонке. «Спасибо», – покорно всхлипнула она и приложила его к носу.
– Сейчас пройдет, – молвил парень. – Ты только сиди спокойно и головой не тряси. Слушай, а может, тебя к врачу отвезти? Как ты? Голова не кружится?
– Не-а. Все в порядке.
– А то давай в травмпункт.
– Не надо.
– Ты чё, хиппуешь?
Девушка не ответила.
– А чего этим козлам от тебя надо было?
Чувиха сказала зло:
– А что вам всем, парням, от девчонок обычно нужно?!
– Ну, мне от тебя ничего не надо. Если не хочешь к врачу, отвезу тебя домой. Куда ехать?
– Я здесь недалеко, в центре, живу. Сама доеду. На метро.
И девушка вдруг решительно открыла дверцу. Евгений не возразил и не попытался ее удержать. Хотя хотелось. Девчонка очень ему понравилась. Он даже, кажется, в нее влюбился. Как, впрочем, влюблялся по первости во многих. Однако влюбленность, как правило, кончалась, когда предметы воздыханий и желаний начинали говорить или творить явную тупость. А они говорили (или творили) ерундень очень часто. Слишком часто. Но эта девчонка не из таких.
– Тебя как зовут? – спросил он. (Пассажирская дверца по-прежнему оставалась полуоткрытой.)
– Юлия. А что?
– Ничего. Просто познакомились. Я – Евгений. Телефончик свой оставишь?
То, что он не стал удерживать ее, произвело эффект. Любая девушка, если ее отпустить, захочет остаться.
– Черт, – вдруг сказала она, – у них моя сумка. А там кошелек.
– Денег много?
– Копеек восемьдесят.
Кровь у нее перестала идти. Носик был красным и распухшим.
– А что-нибудь еще в сумке было? Документы?
– Нет, слава богу, ксива при мне, – девушка похлопала по самостроченной кенгурушной сумочке на груди. – В сумке еще книжка была.
– Какая?
– Павел Вежинов. «Барьер».
– Вернемся?
– Зачем?!
– А зачем люберам Павел Вежинов? Выкинули, наверно. Поищем.
– Не хочу! – Девушку аж передернуло.
– Ладно, пусть читают. Будем сеять среди люберов разумное, доброе, вечное.
Юлия слабо, но улыбнулась.
– Ладно, поехали, – сказал он. – Я же предложил довезти тебя до дома. Тем более ты в центре живешь. Не бойся, я к тебе приставать не буду. Хватит с тебя на сегодня. Куда рулим?