Божьи куклы
Шрифт:
– Знаете, милочка, – сказала она, – я передумала. Ваш столик совсем не так хорош, как мой чудесный коврик, я просто не могу себе позволить поменяться с вами. Потомки не простят мне такого предательства. Это будет неправильно. И мой муж сказал мне, чтобы я оставила коврики дома, на своих местах. Он так привык к ним, что будет жутко расстроен их исчезновением.
– О, как жаль, милая Инесса Викторовна, – воскликнула я, всплеснув руками, – я уже успела привязаться к дивному узору на вашем потрясающем коврике. Мне будет его безумно не хватать.
– Ничего, милочка, вы всегда можете зайти ко мне в гости и полюбоваться им. Я вам разрешаю.
Сгрузив в коридоре мой столик, соседка проворно подхватила коврик и кинулась наутёк. Очевидно, она думала, что я буду долго уговаривать ее оставить мне свой раритет.
Не могу сказать, что в тот момент мне было смешно. Вернее, совсем не было. Пани Ганевская произвела на меня такое мощное впечатление своими обменами, что я задумчиво прошагала на кухню, чтобы сварить себе кофе. Где-то минут через пятнадцать раздался очередной звонок в дверь. За ней стояла, нет, не пани Ганевская, а моя преподавательница, но
– Здравствуйте, – поздоровалась я. – Проходите, я вас давно жду.
Молча кивнув, мои гости прошли в туалет и стали там копаться, чем-то громко стучать и шуршать. Удивлению моему не было предела, но я постаралась не обращать на это внимания. Люди из аэропорта, мало ли, дорога опять-таки длинная… Почему она только не предупредила меня, что будет не одна? Может, просто не успела? Иногда у людей разные ситуации возникают. Все же могла бы и с дороги позвонить. Что они там делают?
Тем не менее, когда странная пара вышла из туалета, я радостно распахнула объятия и вскричала:
– Ну давайте же обедать! Я тут борщичку сварила, котлеток нажарила. К столу!
Мужчина и женщина переглянулись и отрицательно помотали головой.
– Ну, тогда отдохните с дороги, – с энтузиазмом продолжала я, – я вам чистое белье уже постелила и комнату отдельную приготовила. Не стесняйтесь, раздевайтесь, проходите. Позвольте-ка мне ваш чемоданчик. – С этими словами я вцепилась в старый потертый чемодан в руках мужчины.
Тот, с ужасом поглядев на меня, попятился к двери и потянул чемодан на себя. Женщина постаралась держаться к нему поближе, очевидно, чтобы отвоевать дорожную кладь при необходимости. Тут зазвонил телефон. Я побежала взять трубку в комнату и поэтому отпустила ручку чемодана, а странная пара резво выскочила в коридор, испуганно хлопнув дверью.
– Аленушка, – сказала в трубку моя мама, – я забыла тебя предупредить, что тебе сантехников вызвала, у тебя же туалет засорился. А то приедет твоя преподавательница, а туалет не работает, неудобно получится!
– Спасибо, мама, – ответила я, – они только что ушли. – И разразилась гомерическим хохотом.
Успокоилась я только к приезду Клары Марковны. Но когда раздался звонок в дверь, то к ней я кралась на цыпочках, как партизан, и долго смотрела в дверной глазок, прежде чем с опаской в голосе тихо спросить:
– Кто там?
Маэстро, черепаха
и музыкальный критик
Все было очень плохо, хуже, чем можно себе представить. С работой у меня все как-то не складывалось, и оказалось, что не вся солнечная Болгария – это курорт. Уехав с мужем в Софию, я надеялась как-то устроить свою судьбу, сделать карьеру, получить приличную работу, но постепенно выяснилось, что это почти невозможно. Мои многочисленные статьи, рецензии, интервью печатались в русских и болгарских изданиях, но денег это приносило ничтожно мало. Некоторые из моих «доброжелателей», тех, кто устраивал мне публикации, потом подписывали их своим именем, и ничего поделать было нельзя. Кто поверит начинающему музыкальному критику, тем более иностранке? У меня опускались руки. Поддержать было некому. Мы с мужем Бояном жили на таване – чердаке, в котором для бедных сдавались комнаты в мансардах. Наша была довольно большая, метров пятнадцать. Маленькое, узенькое наклонное окошко показывало рваный клочок неба, словно в насмешку над моими творческими потугами. Когда шел дождь, из щели окна прямо на мою постель капала вода. Кровать пришлось переставить в другое место, но теперь я не видела даже этого клочка. В комнатушке ютились две железные кровати, старый пузато-помпезный шкаф, маленький журнальный стол с двумя потертыми, но еще вполне пригодными креслами и двухконфорочная электрическая плитка, на которой мы готовили себе еду. Часто электричество отключали, вернее, его и включали-то на пару часов в день, и в эти благословенные часы можно было расстараться и быстро разогреть себе еду или сварить суп. Холодильника у нас не имелось, да он и не был нужен. Зимой мы клали продукты в авоське за окошко прямо на крышу, а чтобы их не склевали голуби, заворачивали в несколько слоев газеты или помещали в старую железную кастрюлю. Летом покупали еду в маленьких кафе или брали в магазинах не портящиеся без холодильника продукты: сухие галеты, консервы, фрукты. Туалет с ванной – один на десять комнат, и, как правило, чтобы туда попасть, приходилось долго ждать своей очереди. Вода в кране, естественно, только холодная. И мылись, и стирали кое-как. К тому времени мы с мужем уже прожили девять лет вместе и как-то отдалились друг от друга. Не знаю, что стало этому причиной: то ли скука, то ли тяжелая жизнь и непрестанная работа и бесплодные попытки изменить жизнь в лучшую сторону, то ли что-то еще. Боян уставал на работе и на все мои предложения куда-нибудь сходить отвечал отказом, предпочитая в выходные сидеть перед телевизором, смотреть футбол и пить пиво. В мою душу постепенно вкрадывалась тоска. Когда человеку хочется летать, а он, совсем как тот уж в «Буревестнике» Горького, все ползает и ползает, начинаешь думать, что лучше оказаться раненым, но соколом. От скуки и отчаяния я завела на стороне совершенно никчемный роман, который помогал мне хоть как-то держаться на плаву, чувствовать себя женщиной. Правда, я быстро поняла, что это лишь ненужный груз, потому что человек этот, Младен, не мой, мы говорили с ним «на разных языках». Это раздражало. По мне лучше не иметь никаких отношений, чем быть связанной с человеком, который не приносит в твою душу радости и мира, романтики и вдохновения. Не знаю, что он во мне нашел, потому что обращалась я с ним достаточно пренебрежительно.
– Ну, знаешь, – жестко сказала я, – с твоей стороны это сказочное свинство! Я от тебя этого не ожидала!
– Алена, – отчаянно закричал он, – Алена, я не виноват!
– Иди домой, Рыцарь Печального Образа!
– Алена, я больше так не буду! – взмолился он, поникнув головой и всем телом изображая вселенскую скорбь.
– Пока. Я могу опоздать, – ответила я и быстро, ни разу не обернувшись, пошла к выходу из злополучного парка.
С того самого раза я окончательно убедилась, что вместе нам делать нечего. Помните знаменитый фильм с Пьером Ришаром «Невезучие»? Так вот Младен – точная копия этого персонажа. С ним постоянно случались подобные странные и нелепые происшествия, которые выставляли и его, и меня в самом смешном свете. Вы, например, смогли бы любить такого человека? Я – нет. Поэтому я старалась свести наши с ним встречи к минимуму, подготавливая его к мысли о том, что нам надо расстаться. Конечно, мне было его жаль, но жалость не лучшее чувство для отношений между мужчиной и женщиной, к тому же у меня внезапно появился человек, в которого я влюбилась, совершенно потеряв голову. Произошло это неожиданно. На концерте. Меня представили одному композитору как молодого, начинающего музыкального критика. Его звали Светозар. Практически мгновенно нас потянуло друг к другу, при рукопожатии обоих словно ударило током. Я отдернула руку и засмеялась. Он улыбнулся. Мы стали встречаться и довольно скоро стали любовниками, хотя прекрасно понимали, что, попадись мы, сплетни и осуждение нам гарантированы. В те годы коммунистическая партия как Болгарии, так и СССР не любила подобных вывертов, хоть и не сажала за прелюбодеяния, но подпортить карьеру, безусловно, могла. Светозар – гениальный композитор, хороший человек, но характер не дай бог. Он страшно ревновал меня и к мужу, и к Младену. Я не скрыла от него ничего, потому что хотела быть честной. Любовь не допускает лжи и коварства, если она настоящая. Так я думала. Мы часто ругались и мирились, пытались найти компромисс, но каждый раз всё возвращалось на круги своя. Обладая вспыльчивым нравом, Светозар не желал меня делить с кем-то, а я считала, что прошло слишком мало времени, чтобы говорить о серьезных взаимоотношениях. Надо было немного подождать. К тому же у нас с мужем росла дочь, которая временно жила у моей матери в Москве. Как отнесется к ней Светозар? Сможет ли быть ей хорошим отчимом? Как перенесет это дочь? Нужно время, чтобы разобраться.
Один раз после дикой ссоры Светозар позвал меня в гости мириться, сказав, что меня ждет сюрприз. Я приехала. Он накрыл роскошный стол, собственноручно приготовив несколько блюд, в том числе и суп. Он оказался необычайно вкусным, но несколько странноватым.
– Тебе нравится? – спросил Светозар.
– Очень вкусно, ты потрясающе готовишь. Из чего он?
– Догадайся, – поддразнил он и загадочно улыбнулся.
– Боюсь, не смогу.
– Ладно, не буду тебя томить. Это черепаховый суп.
– Черепаховый? Не понимаю, я ни разу не видела в магазине черепахового мяса. Где ты его взял?
– Ради тебя, милая, я способен на многое, этот суп из моей Тортилы.
– Ты убил свою черепаху, чтобы приготовить мне суп? – спросила я, не веря своим ушам.
– Да, я хотел тебя удивить.
– Что ж, тебе это удалось. – сухо сказала я, аккуратно кладя салфетку на край стола. – Можешь мне больше не звонить. Я никогда не смогу находиться рядом с человеком, который может убить живое существо ради СЮРПРИЗА. – С этими словами я быстро вышла в коридор, трясущимися руками взяла сумку и вышла.
В подъезде меня стошнило. От стыда, пока никто этого не увидел, я быстро выбежала на улицу и поймала такси. Меня душили рыдания. Остаток дня я пролежала на кровати, оплакивая бесславную судьбу Тортилы, искренне не понимая: как можно быть таким жестоким? Зачем? Приобретая живое существо, ты берешь на себя ответственность за его здоровье, жизнь и судьбу. Это же не таракан, не муха или комар, которые досаждают тебе и могут переносить инфекцию, это безобидное домашнее животное. И вот так… Я долго не могла прийти в себя, не отвечая на телефонные звонки и не желая общаться с миром. Но, несмотря на свое разочарование, не могла забыть Светозара, не могла не любить его. Он был слишком талантлив, красив и мужественен, слишком много обаяния, ума, какой-то бешеной энергетики составляли его сущность. Мы помирились. В это время я составляла антологию болгарских композиторов для нашего русского издательства. Она уже была практически готова, все данные в нее включены, но внезапно мне позвонили из Москвы и по-отечески мягко, но с затаенной угрозой поинтересовались, почему нет информации о том, с какого года каждый из композиторов член партии. Я клятвенно пообещала исправить оплошность, зная, что это недоразумение может обернуться для меня большими неприятностями, и тут же начала обзванивать всех по списку. За эту работу обещали неплохо заплатить, что очень меня воодушевляло. Близились выходные, и я решила порвать отношения с Младеном окончательно, не мучая больше ни его, ни себя. Он как раз объявился с просьбой о встрече.