Божьи люди. Мои духовные встречи
Шрифт:
В одной семье была сгрогая–пресгрогая мать.
У нее было два мальчика, может быть, лет по 8–10. У матери на косяке всегда висел кнут для наказания ребят. Как-то дети расшалились и старший разбил лампу — или только стекло… Спрятать беду было уж некуда. Тут вошла в избу мать и, конечно, сразу увидела следы шалости.
— Кто разбил лампу? — спрашивает она сурово.
Младший вдруг говорит:
— Я!
Мать сняла кнут и жестоко отхлестала его.
А старший брат с ужасом и удивлением смотрит, как мать бьет неповинного брата.
Мальчик (не помню имени его:
…Далее не припоминаю, что Он сказал ребенку в похвалу за самоотверженное страдание за брата. Но только мальчик тогда же дал обет: уйти на Афон в монастырь. И когда вырос, так и сделал. Потом был там игуменом и сам рассказывал о видении.
А я теперь записываю — для тех, кто спрашивает: “А кто Бога видел?”
Причастие революционера
Это я сам слышал…
Прежним людям всем был известен профессор М. М. Ковалевский[246]. Он был и выдающимся ученым, и членом Государственной Думы. Казалось, что и он был неверующим.
Пред смертью он попросил священника, С-ва, моего товарища по академии, исповедался и причастился от него…
Тогда многие говорили об этом с удивлением.
Записываю на память читателям! И вспоминаю при этом слова апостола Павла, прежнего гонителя Христа: “Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы или как судят другие люди; я и сам не сужу о себе… не судите никак прежде времени, пока не приидет Господь… и тогда каждому будет похвала от Бога.” (1 Кор. 4, 3–5).
Кстати, вспомню здесь А. Ф. К-го[247]… Про него, вероятно, и сейчас думают, что он был неверующим. Но я у него служил и молебен, и подарил ему икону Божией Матери.
Он заходил в Париже в нашу церковь. И однажды он мне сказал о себе следующее:
— Я никогда не был неверующим. Гимназистом я прислуживал в алтаре. Да и после я всегда веровал. Иначе нам, эсерам, и нельзя: мы стоим на принципе ценности личности, а личность ценна, если только верить в бессмертие. У социал–демократов основа — материалистический нигилизм. Потому у них не может быть и нравственности: Бога нет — все возможно.
Еще говорил:
— Мы (партия) не знали, что духовенство имеет такое значение! Если нашей партии когда-нибудь придется быть у власти (я-то не доживу), то мы предоставим ему соответствующее место в государстве.
— Не нужно, — ответил я ему. — Церковь жива собою, верою, Христом!
Писательница
Заодно запишу и о ней.
Родители ее были высокими чиновниками. Еще гимназисткой она писала в местной газете стихи, подписываясь псевдонимом[248]. В душе уже тогда была либералкой. Наступила революция. Она влилась в ее русло. Стала совсем неверующей.
N. N. тогда нужна была секретарша. Она была туда приглашена.
От лица правительства ей предложили поручение: поехать в монастырь… и описать там рукописи.
— Да у меня и денег на это нет!
— Дадим.
И она согласилась.
В это время, не помню уж, раньше или после этого приглашения, она видит во сне монаха[249]. Но не придала сну никакого значения. Каково же было ее удивление, когда по приезде в монастырь она видит его воочию! Поразилась она! И… сделалась потом и верующей, и духовной дочерью его, до самой смерти. Написала житие его…
Я переписывался с нею. И доселе остались у меня ее письма ко мне… Кое-что выпишу из них.
Стихи Назыма Хикмета
(перевод с турецкого)
Мы, дорогая,
Всему обучены;
Голодом пытаны,
Холодом мучены;
Можем таскать непосильное бремя;
Можем годами жить врозь;
Нам умирать с тобою вовсе не время;
Смерти желать нам еще не пришлось.
Мы, дорогая, имеем ведь право, —
Честное слово, людей мы научим:
Здравому смыслу и доброму нраву,
Больше немного любить, быть получше! —
И Т. Д.
Этот перевод писательницы я привел здесь, чтобы показать часть ее дел… Но дальше я выпишу о ее религиозных думах.
ХРИСТОВ ПУТЬ
“Что произошло, если бы Христос отказался от Креста? Человечество погибло бы, предав лучшее в самих себе, поставив на первое место эгоизм, саможаление и материальное, моральные ценности навсегда бы переставились. Материальный мир стал бы единственным вожделением человечества. И уже никогда бы не был возможен Фавор и Воскресение — то есть преображение твари во всем. Это было бы такое бедствие для всего мироздания, что больше ничто не могло бы помочь.
А если правда Христова такова была, то другого пути нет и нам, кто захочет за Ним идти…
И мне стало легче, яснее, — в меру моего разумения понятнее… и страх страдания уменьшился.
А я как раз недавно думала о страданиях; это — самый трудный для меня вопрос: почему нужно было страдание, как путь Христов? По натуре своей я обязательно была бы с Петром: “Пожалей Себя!” (Мф. 16,22). Вы знаете, что я очень часто не богословски думаю, а человечески размышляю об Евангелии, об отдельных его эпизодах, глубоко погружаясь в эти мысли, до грани — какого-то созерцания…