Брак без выхода. Мне не нужна умная жена

Тес Ария

И сразу чувствую, как его энергетика смягчается. Он проводит кончиками пальцев по моей обнаженной спине, потом убирает волосы и поддевает подбородок, чтобы я посмотрела ему в глаза.

– Не оно, мой талисман.

Малик двигается ближе, а потом накрывает мои губы своими. Я жмурюсь. Не хочу такой близости, его нежности, от которой за милю тянет пороком и ложью, но позволяю. У меня просто нет выбора, и радует лишь тот факт, что теперь я не слепой мотылек, угодивший в лапы злобного паука. Я просто мотылек, а этого уже, поверьте, много. Теперь я знаю, что происходит вокруг меня, и с надеждой

смотрю на мерцающий свет в стороне, где нет удушающих объятий. Я знаю, что выход можно найти. Главное — я этого хочу. Раньше улыбалась, шевелилась и позволяла затягивать себя еще глубже, но то время закончилось, и да. Прозреть — дорогого стоит, и это первый шаг на свободу. Притворяйся мертвым и жди возможности — вот новый девиз моей жизни.

– Наденешь?
– шепчет на ушко, я киваю.

Вынимаю кольцо из коробки и надеваю его на безымянный палец, но сразу же напрягаюсь. Не из-за флешбэков, конечно же, о том, как однажды я уже надевала похожее кольцо. Нет. Просто всеми фибрами напряженного и готового в любой момент защищаться инстинкта самосохранения чувствую, как в нем что-то меняется.

Мне не надо даже смотреть; но я смотрю и понимаю, что не ошиблась…

Малик напрягся, нахмурился, а взгляд его направлен на мою вторую руку. И только первое мгновение дарит мне спасительное неведение, потому что я почти сразу понимаю, в чем дело: обручальное и помолвочное кольцо лежат в похожей коробке на дне моего чемодана, чтобы даже случайно не коснуться этих украшений взглядом.

И ему это не нравится…

Твою мать.

Медленно поднимает на меня глаза, и я моментально съеживаюсь под тяжелым, холодным взглядом его сочно-зеленых глаз. Бесспорно прекрасных, но жестоких, как тысяча серийных убийц разом.

Он давит.

Малик давит на меня, и я это чувствую. Внутри разливается холод, а по спине ползут здоровые, колючие мурашки. Он ждет объяснений, но я...Надо что-то сказать? Как-то оправдаться? Или молчать? Какую тактику выбрать? Я не понимаю…

Блядь.

Он слегка щурит глаза, и мое сердце моментально разгоняется. Стучит бешено, долбит в ребра, как крылышки маленькой птички, загнанной в клетку.

Боже…

Что мне делать?!

Пока мысли мечутся в панике, словно осы, когда их жилище вероломно разбазаривают более сильные существа, я не получаю никаких идей, кроме острых укусов жала о внутреннюю часть черепа. Малик не ждет. Он хмыкает, потом встает и начинает одеваться.

Я ежусь.

Не обманываюсь, что такой «проступок» сойдет мне с рук. Могла бы? Да, но не стану притворяться, будто не увидела в его глазах вердикт.

Тебе конец.

Ему это очень не понравилось…

Наблюдаю за каждым движением так пристально, как только могу. От напряжения у меня глаза вот-вот лопнут, а он все молчит…Натягивает строгие, черные брюки, потом свитер, потом берет пиджак.

– Собирай вещи, Лили, - наконец-то говорит он, стоя ко мне спиной.

Я леденею.

Что?...

– Что?
– шепчу еле слышно.

– Ты возвращаешься в Москву со мной.

– Но…зачем?

– Зачем?
– Малик бросает на меня взгляд через плечо и хмыкает, - Жена и дочь должны быть рядом со мной.

Точка.

Он чеканит каждое слово, потом чеканит шаг, покидая мою

спальню.

Сказанное доходит очень медленно. С опозданием я понимаю, чем только что поплатилась за глупость. За молчание. За неспособность! Сука! Вовремя! Собраться!

Он возвращает меня обратно.

Входная дверь гостевого домика закрывается, а меня накрывает с головой. Сначала частое, рваное дыхание, потом дрожь, а потом слезы.

Он возвращает меня обратно…

Закрыв руками лицо, я наклоняюсь вперед и до железного привкуса на языке прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не заорать в голос. Но я вою. Внутри себя я вою и подыхаю…

Он возвращает меня обратно. Зачем? Потому что может. А я? Что ж. «Талисман» лишь когда-то звучало прикольно и даже романтично. Сейчас же звучит совсем в иных тонах: у талисмана нет чувств, нет желаний и нет мнения. Талисман — это вещь. Собственность. Он существует только на радость хозяину, который может бить, швырять, предавать, ранить и унижать его хоть до морковкина заговенья, потому что талисман не чувствует.

А я талисман. Не больше и не меньше развлечения…

«Чем дальше в лес...»

Лили

Ужин проходит в полной, гнетущей тишине. Родители Малика мало понимают. Я сомневаюсь, что он стал бы посвящать их в детали нашей личной жизни, но я точно знаю, что он сказал: мы возвращаемся обратно в Москву. Все вместе. Сюзанна не лезла мне в душу с вопросами. Она постаралась окружить меня мягкой заботой, лишь раз обронила, мол, все понимает. Ее сын — сложный человек, иногда нужен отдых. Я, конечно, хотела сказать, что ее сын несложный человек, а обыкновенный монстр, но сдержалась.

И сейчас держусь.

Она бросает на меня короткие, но очень говорящие взгляды, а я на них не отвечаю. Смотрю в тарелку и считаю зеленый горошек. Кусок в горло не лезет совершенно! Нет! Этого быть не может. Зачем я ему там?! Малик просто так сказал.

Глупо, знаю.

Но ты цепляешься за надежду до последнего и надеешься, что когда ты чего-то очень хочешь, это что-то обязательно сбудется.

Он все поймет.

Он изменит свое решение…

Он не может…зачем я ему там?! Ни за что не поверю, что он по мне скучал. Нет, не скучал. Просто наказывает за оплошность, только это слишком жестокое наказание! Так что…Малик просто вспылил. Он поймет, что это глупо, и что мне лучше остаться здесь. Да, остаться здесь…от него подальше.

Одна Надия не замечает напряжения. Я ей завидую даже, потому что когда ты ребенок, тебе так много неясно, и жизнь кажется светлым, счастливым миром, где есть одни только цветы и единороги. Дочка улыбается то деду, то бабе, то ему. Больше всего она тянется к Малику, конечно же. А мне больно…не в ревности дело, просто…он наклоняется вперед, мотает головкой из стороны в сторону и пытается забрать себе хотя бы одну! Сука! Скупую улыбку! А он — нет; просто смотрит на нее, как на часть декора. Вот почему мне больно. Я родила ребенка от ублюдка, который никогда не даст ей теплоты и заботы, ведь он неспособен на такие простые вещи, как хотя бы улыбнуться СОБСТВЕННОЙ дочери.