Брак по расчету. Златокудрая Эльза

Марлитт Евгения

— Простите, но я совершенно не могу понять, как возможно, что… — начала было Елизавета, но, покраснев, замолчала.

— Ну-с? Вы начали фразу, и я настаиваю на том, чтобы вы ее закончили.

— …что грехи награждаются потому, что стары, — неуверенно проговорила Елизавета.

— Прекрасно! Но многие предки Гнадевицев проявили истинное мужество и отвагу.

— Возможно, но, по-моему, несправедливо, что их заслугами в течение стольких столетий пользуются те, кому вовсе не присущи эти качества.

— Да разве великие дела не

должны жить вечно?

— Конечно, но если мы не считаем их для себя примером, то недостойны пользоваться славой совершивших их, — решительно ответила Елизавета.

В это время во двор въехал экипаж. Фон Вальде наморщил лоб и провел рукой по глазам, как бы внезапно просыпаясь от сна. Вскоре дверь отворилась и вошла баронесса. На ней и Бэлле были шляпки и накидки.

— Вот и мы! Какой сегодня отвратительный воздух! Я очень сожалею, что решила выехать. Мне, вероятно, придется поплатиться насморком за свою материнскую заботу. Бэлла хотела узнать, как ты себя чувствуешь, Елена, а потому я и привела ее сюда.

Девочка направилась прямо к кушетке и, казалось, не замечала Елизавету, сидевшую около нее. Наклонившись, чтобы поцеловать руку Елены, она задела Елизавету, пуговица ее накидки зацепилась за отделку платья гостьи и разорвала ее. Девочка подняла голову, искоса взглянула на дыру и, развернувшись, направилась к фон Вальде, чтобы поздороваться с ним.

— Ну-с, — проговорил тот, не подавая ей руки, — почему же ты не извинишься за свою неловкость?

Бэлла не сказала ни слова в ответ и ретировалась к мамаше, на щеках которой вспыхнули яркие пятна. Взгляд, который она бросила на Елизавету, ясно говорил, что ее недовольство было направлено на последнюю.

— Разве ты не умеешь говорить? — спросил фон Вальде, вставая.

— Госпожа Фербер сидела так близко, — проговорила вместо упорно молчавшей девочки баронесса.

— Действительно, мне надо было отодвинуться, да и беда вовсе не так велика, — сказала Елизавета с приветливой улыбкой, протягивая руку Бэлле.

Девочка сделала вид, что не заметила этого жеста и спрятала обе руки под пелерину. Фон Вальде, не говоря ни слова, подошел к ней, взял за руку, подвел к двери, открыл ее и приказал девочке:

— Иди сейчас же в свою комнату и не показывайся мне на глаза, пока я этого не пожелаю.

Баронесса была вне себя, но что она могла сделать? Она не имела оружия для борьбы с «варварством и насилием этого человека», который являлся хозяином дома. Наконец рассудок взял верх над чувствами.

— Надеюсь, милый Рудольф, ты простишь Бэлле маленький каприз, — проговорила она дрожащим голосом. — Прошу тебя принять во внимание то обстоятельство, что ее гувернантка ужасно бестолковая.

— Мисс Мертенс? Сомневаюсь, чтобы она при своем врожденном такте воспитала Бэллу такой, какой она себя только что показала.

Лицо баронессы снова вспыхнуло, но она овладела собой.

— Ах! — воскликнула она, намереваясь сменить тему разговора. — С этими

глупыми историями я совсем забыла сказать, что Эмиль вернулся из Оденбурга. Он прибыл верхом и совсем промок, так что теперь переодевается. Он сейчас будет здесь. Может он засвидетельствовать тебе свое почтение?

Яркая краска залила щеки Елены, но она опустила голову, не сказав ни слова.

— Без сомнения, — ответил фон Вальде. — Долго он думает пробыть здесь?

— Несколько дней, если позволишь.

— Конечно, и мы увидимся с ним, когда придем к тебе пить кофе.

— Он будет очень рад. Если угодно, мы можем сейчас же перейти в мою комнату. Камеристка доложила мне, когда я выходила из кареты, что все готово к приему гостей.

При этих словах Елизавета поднялась, собираясь уйти; фон Вальде, заметив это, устремил на баронессу вопросительный взгляд. Он, конечно же, ожидал, что она пригласит гостью присоединиться к ним. Баронесса в этот момент переключилась на цветочный стол в оконной нише и нашла, что садовник очаровательно убрал его. Она погрузилась в рассматривание группы азалий, повернувшись спиной к девушке.

Елизавета поклонилась. Елена неуверенным голосом, но сердечно поблагодарила ее за доставленное удовольствие. В коридоре девушка увидела Гольфельда, шедшего ей навстречу. Заметив ее, он ускорил шаг, а затем, убедившись, что вокруг никого нет, схватил руку Елизаветы, страстно поцеловал и прошептал:

— Как я счастлив, что снова вижу вас!

Елизавета была так ошеломлена, что не смогла произнести ни слова. Она только быстро отдернула руку. В эту минуту дверь, ведущая в комнату Елены, отворилась и оттуда вышел фон Вальде. Гольфельд, сделав вид, будто только что заметил Елизавету, слегка приподнял шляпу и подошел к родственнику.

Елизавета была вне себя. Для нее такое поведение молодого человека было оскорбительным. Она сердилась на себя за то, что сразу не осадила его за дерзость. При мысли о том, что мужчина посмел коснуться ее, она сильно покраснела. Девушке казалось, что место, к которому Гольфельд приложил свои горячие губы, еще горит у нее на руке, и она подставила ее под струю фонтана, как бы желая смыть воображаемое пятно.

Елизавета вернулась домой в возбужденном состоянии и пожаловалась матери на наглость молодого человека.

— Ты теперь знаешь, что за тип этот Гольфельд, — сказала та. — Поэтому тебе нужно избегать встреч с ним, а при назойливости осадить. Ни на минуту не забывай, как должна себя вести. Иди своей дорогой. Пока я не советую тебе прекращать занятий в замке Линдгоф.

— О, конечно, я этого не сделаю! — воскликнула Эльза. — Что сказал бы дядя, если бы узнал, что цыпленок действительно прячется под родное крылышко! — добавила она, улыбаясь сквозь слезы. — Было бы очень печально, если бы у меня не хватило сил дать такой отпор этому навязчивому молодому человеку, чтобы у него навсегда пропало желание лезть ко мне с поцелуями.