Браслет

Плахотин Владимир Павлович

Взгляд мой, бесцельно блуждавший по комнате, задержался на одной из полок книжного небоскрёба, где уютно устроились в ряд с десяток особо толстых фолиантов, "обутых" в довольно потёртые и засаленные обложки.

Я подошёл к шкафу, силясь разобрать названия на их корешках. Но как я ни вертел головой, мне это никак не удавалось. Я протянул руку, чтобы поближе познакомиться с одним из них. Но, заставив меня вздрогнуть, за моей спиной раздался надтреснутый голос неслышно вошедшего деда.

– Если не возражаете, молодой человек, не будем с этим спешить, - с какой-то странной

интонацией проговорил он.

Мягко взяв за руку, он усадил меня в кресло. Потом вскарабкался на диван, стоящий напротив, и ласково улыбнулся:

– Ну-с, так как же вас по батюшке звать-величать?

Он провёл сухонькой ладошкой по своей всклокоченной бороде и поболтал ножками. При этом тапочек с одной из них свалился и я едва сдержал улыбку: в дополнение ко всему ещё и носки у деда были цвета зебры!

"Натуральный гном!" - пронеслось у меня в голове, и я тут же спохватился: дед мог услышать и обидеться.

– Вообще-то...
– Я всеми силами старался придать лицу подобающее случаю выражение, но давалось мне это с трудом.
– Вообще-то, Павлович. Но зачем так официально? Можно просто "Володя".

Но он как будто и не услышал моего замечания.

– Выходит, отца вашего Павлом звали...
– Он задумчиво скосил глаза в сторону кухни и кивнул: - Да-да... Всё сходится... Всё определённо сходится!
– торжествующе заключил он и опять поболтал ножками. Второй тапочек последовал за своим собратом.

Я собрался уточнить, что именно сходится и при чём здесь мой давным-давно почивший отец? Но тут дверь, ведущая на кухню, распахнулась, и на пороге появилась улыбающаяся Настя. Она держала в руках поднос, на котором при каждом шаге позвякивала посуда.

Я оживился в предвкушении. Уж чего-чего, а чай-то я люблю! Этого не отнять. Если быть до конца откровенным, то в чае я прежде всего ценил его результат - это в смысле его тонизирующего действия. Запах его я считал делом вторым, скорее развлечением, но именно тот запах, что источали чашки на подносе молодой хозяйки, меня пленил. Ноздри мои затрепетали в сладостном предчувствии.

А тут ещё, плюс ко всему, на подносе оказалось великое множество кондитерских чудес - карамелек, батончиков, шоколадок и ещё Бог знает чего разных форм и расцветок!

– Угощайся!
– Настя поставила передо мною чашку с ароматным напитком и подвинула поближе кондитерский Монблан.

– Эт-то... что?
– ошеломлённо просипел я, уставившись на поднос.

Настя улыбнулась:

– Это можно даже есть, - она хитро подмигнула деду, благодушно наблюдавшему за моей реакцией.
– И при том - сколько душе угодно! Уверяю тебя, - подбодрила она, видя мою нерешительность, - это не кончится. Этого добра у нас...
– И она сделала рукой широкий жест, означавший, видимо, неисчерпаемость запасов.
– Так что - прошу! И ни в чём себе не отказывай!

Я попытался "догадаться":

– Недавно из-за границы?

Она игриво приподняла бровь:

– Ну... В некотором смысле.

Моё

смущение можно понять, если принять во внимание то обстоятельство, что описываемые события происходили в так называемые "застойные" годы, когда наша пищевая промышленность простой люд конфетами не баловала. Жалкие ириски были тогда изысканным деликатесом, чего уж там говорить о более совершенных произведениях кондитерского искусства! Это сейчас молодёжь избалована изобилием разного рода сладостей, если не в кармане, так на прилавках магазинов, магазинчиков и всяких там "шопов", а ещё более - на экранах телевизоров, где удалые молодцы с усталыми глазами мужественно откусывают разные "марсы-сникерсы". А лично для меня, сладкоежки, тогда это изобилие явилось настоящим потрясением. Разноцветные этикетки так и зарябили у меня в глазах!

– Мил человек!
– подал дед свой голос с высоты старомодного дивана.
– Вы, пожалуйста, без церемоний! Не смущайтесь, чувствуйте себя, как дома. Я ведь знаю, что вы - сладкоежка, не так ли?
– Я в ответ покраснел и заулыбался.
– Вот потому мы и решили подсластить... м-м-м... предстоящую беседу. И ещё, - добавил он, принимая из рук Насти чашку с чаем, - как вы отнесётесь к тому, если мы сразу перейдём на "ты"?

– Как вам будет угодно...
– рассеянно пожал я плечами, всё ещё сидя в ступоре перед подносом, заваленным сладостями.

Настя решила своим примером вдохновить меня: смело развернула одну конфетину и, отправив её в свой хорошенький ротик, она небрежно скомкала хрустящую бумажку.

Я, наконец, решился. Выбрал этикетку посимпатичнее и попытался извлечь содержимое на свет Божий. Но не тут-то было! Целлулоидная обложка, нежная на ощупь, поддаваться не желала. Я беспомощно вертел её в руках и никак не мог сообразить, с какой стороны к ней подступиться.

Настя улыбнулась и пришла на помощь. У неё это получилось довольно ловко: хоп!
– и строптивая бумажка упала на стол в растерзанном виде, а вожделенная конфета, наконец-таки, перекочевала ко мне в рот.

Ну, ясное дело, это вам не халам-балам, как говаривала моя матушка, царство ей небесное! Вкус у конфеты оказался изумительным!

Я отхлебнул чаю и замер в восторженном онемении. Потом отхлебнул ещё. И закусил ещё одной конфетой. На этот раз с упаковкой я справился сам, изрядно её помучив.

Так, некоторое время, обмениваясь незначительными репликами, больше касающимися вкусовых качеств угощения, мы провели в ожидании: я - пока хозяева всё-таки откроют секрет моего здесь пребывания, они - пока я созрею, то есть разомлею от сладкого. Дед тоже размеренно окунал свои усы в чай, смачно при этом причмокивая и покряхтывая. Я заметил, что сладкого он не употреблял вообще. Зубы, наверное, берёг.

– Я, конечно, извиняюсь, - робко начал я, прерывая затянувшееся молчание.
– Но можно ли мне, всё-таки, узнать, какова цель моего... гм!.. визита?

– Ну, разумеется!
– Дед в беспокойстве поёрзал по дивану и поставил чашку на поднос.
– Разумеется, мил человек!
– Он вдруг беспомощно посмотрел на внучку: - А с чего же мы начнём? Вопрос, знаешь ли... э-э-э... не совсем...

– С начала, дедуля, - ответила та невозмутимо.
– С самого начала.