Брат Молчаливого Волка
Шрифт:
Мы с отцом пристроили ящик и пошли обедать. Есть совсем не хотелось; я наскоро покончил с едой и собирался умчаться к ручью. Ненавижу эти торжественные обеды! Отец важно разговаривает с Йожо, Габа к нему липнет, мама подсаживается к Йоженьке с другой стороны, а Юля вдобавок ко всему подает им черный кофе. Мне, конечно, кукиш с маслом. Мне этот кофе не больно нужен! Даже псы и те с двух сторон жмутся к Йожке. И получается дурацкая картина, как те пирамиды, которыми нас в прошлом году целых два месяца мучил Фукач. Мы должны были ехать в Брезно выступать, но поехали, как говорится, с печки на лавку, потому что на последней репетиции
Ну разве не лучше перекусить наскоро где-нибудь на природе под Марманцем?
В коридоре послышались тяжелые шаги. За ними — чьи-то более легкие. Я прилип к стулу. Все наши сидели, словно аршин проглотили. Во даем! Ну и семейка! Сначала подъедим все, что есть на столе, а когда надо встречать гостей, сидим как дураки.
К счастью, Юле пришло в голову выглянуть в коридор. Она взвизгнула, всплеснула руками и с воплями бросилась встречать Смржовых. Тут наконец поднялась и мама и довольно глупо воскликнула:
— Смотрите-ка, к нам гости!
Йожо состроил гримасу. Отец сделал ему знак глазами, встал и медленно прошествовал через кухню в коридор. Я не выдержал, отлепился наконец от стула и выскочил через окно на улицу. Страж и Бой, дурачье несчастное, кинулись за мной.
Я услыхал, как завизжал кто-то из девчонок, — наверное, собаки сбили с ног, потом, сделав вираж возле печи, псы в телячьем восторге выскочили следом за мной в окно.
В малиннике я бросился на землю и чуть не заревел. Псы подбежали ко мне, и я треснул Боя по уху. Страж заворчал и оскалил на меня зубы. Ступайте прочь, балбесы несчастные! Видеть вас не желаю! Я чуть-чуть раздвинул кусты малины, ровно настолько, чтобы разглядеть кухонное окно и крыльцо со ступеньками, и твердо решил ни за что на свете не возвращаться. Но Лива могла бы выйти и сама. Не будет же она до бесконечности торчать в этом сумасшедшем доме. Через открытое окно я слышал лишь смех и суматоху. Громче всех смеялись тетя Смржова и Юля. Если она хохочет надо мною, я ее вечером убью! Да разве она сознается?
Я начал про себя упрашивать Ливу выйти. Как там, на холме, когда она посмотрела на меня в бинокль. Через пять минут она действительно появилась на пороге!
Огляделась и направилась прямо к Марманцу. Я поскорее расширил свой наблюдательный пункт и увидел, что под Марманцем развалился Бой. Лива села на скамейку; Бой лениво подполз к ней, поднялся, и она стала его гладить.
Тихо, как рысь, я обогнул поросячий загон. Через лопухи я уже шел нормально и появился с другой стороны Марманца с каменным лицом индейца. Лива подвинулась на скамейке и дала мне место. Она все еще гладила Боя, который с виду казался чистым. К счастью, собачьи блохи прячутся в густой шерсти. Я поднял руку, чтобы тоже погладить его. Но Бой дернул головой: он боялся, что я хочу снова врезать ему.
— Что это с ним? — вздрогнула Лива.
В другой раз он бы получил свое, но сейчас я не хотел, чтобы Бой удирал, и мне пришлось сказать:
— Одичал немного в этом Микулаше. Но ничего, ты можешь его гладить.
И тоже принялся гладить Боя так ласково, как только умел.
— Твой отец берет нас с собой в машину, — сказала наконец Лива.
Я обрадовался. Ведь сам бы я не отважился попросить отца об этом, хотя знал, как Лива ненавидит давку в автобусе. Мы как-то в прошлом году ехали с нею вместе, и я видел, как она смотрела на людей и отпихивала локтями каждого, кто прикасался к ней. Моя мама осуждала ее за это, а я нет; как Ливе привыкнуть к давке, если на Дюмбере никто не толкается!
— У тебя нет с собой губной гармоники? — отважился я спросить, ведь мыслей еще никто читать не умеет.
— Отчего же, есть, — кивнула она головой и ужасно смешно заморгала. Глаза у нее и правда совсем зеленые!
— Сыграй что-нибудь, — попросил я и погладил Боя.
— Не могу, — шепнула она мне почти в самое ухо. — Она в рюкзаке на самом дне. В тапочке.
И со смехом рассказала, как мама ее уже дважды выбрасывала гармонику из рюкзака, но Лива маму все-таки перехитрила.
Бою уже надоели наши ласки, и он попытался улизнуть.
Но я незаметно так дернул его за ухо, что он тут же все понял и сел на место.
— Отец сказал, что я уже большая и могу теперь иногда приезжать домой на воскресенье.
Вот было бы здорово! Просто замечательно.
— А так ты приехала бы только на рождество?
— Вот еще! Может, повезет, и я заболею, тогда приеду раньше и надолго.
Сомневаюсь, чтобы Лива могла вообще когда-нибудь заболеть.
— Помнишь, в прошлом году? — посмотрела она мне прямо в глаза. — Ведь повезло же в прошлом году. Я отравилась колбасой уже в октябре и целых три недели жила дома!
Я немного испугался, но Лива только смеялась.
По ступенькам спустился Вок в выходных длинных брюках, сером свитере и белой рубашке. Смотрите-ка, настоящий барин! Только обросший, а под носом паршивенькие усики, как будто он просто плохо умылся. Следом за ним вышли Эста с Габкой. Габа нас заметила, отпустила Эстину руку и приперлась к нам.
— А что я тебе покажу! — сказала она Ливе. — Знаешь, что у него есть?
Она схватила Боя и начала разбирать ему шерсть.
— Гляди-ка! Блохи!
— Нет у него ничего, — крикнул я Габке, — не выдумывай!
Я хотел ее прогнать, но она никак не уходила. Заметив Ливии интерес, она во что бы то ни стало хотела показать ей блох. Я надеялся, что она ни одной не найдет. Иногда блохи так прячутся, что не найдешь. Но именно сейчас, и именно перед Ливой, они вдруг начали передвигаться по желтоватой шерсти как на параде.
— Вот видишь! — ликовала Габа. — Ты не бойся, они на людей не прыгают. Правда, Бойчик? Покажи своих блошек, Бойчик, покажи! — ласкала и обнимала она Боя, чтобы только показать Ливе, что не надо бояться собачьих блох.
Я смеялся вместе с Ливой, но, честно говоря, мне было не до смеху. Я еще в жизни не тронул Габу пальцем, но сегодня, наверное, выдеру как Сидорову козу вместе с ее противным блохастым Боем.
А мы так хорошо гладили его!
— Ну, по коням! — скомандовал отец, и мама кинулась обнимать Йожу.