Братьев своих ищи…
Шрифт:
– Наша община как никогда сильна, – сказал рав Зильбер. – Нас 3 миллиона евреев, и с нами считаются! Почему ты всегда идешь против всех?! Зачем нужны постоянные противостояния? Почему не смиришь свою гордыню, которая просто уничтожает тебя?!
– Ну, как мне объяснить вам это?! – в голосе рава Ашлага слышалась боль.
– Что?! – закричал рав Шмуэль. – Что объяснить!? Свою ненависть к нам, к нашим законам, к святой Торе?!
– Мы, евреи, скрываем свет от мира, – громко
Это была очередная попытка, чтобы его услышали. Он так хотел, чтобы его услышали!
– Мир не может позволить нам так жить.
– Слышите?! – закричал Шмуэль.
Но рав Ашлаг продолжил:
– Мы владеем инструкцией спасения…
– Заткните его!
– И не хотим раскрыть ее миру… И себе.
– Закрой свой рот, говорящий ересь!
– У нас в руках Книга Зоар… В ней всё! – закричал рав Ашлаг. – Поймите, мы – уже не народ, блуждающий по миру, мы – надежда мира!
Да-да-да!.. Он так хотел, чтобы его услышали! Больше своей жизни!.. Если бы они только его услышали… все могло бы сложиться совсем иначе.
Но они не слышали его.
Он замолчал.
В тишине послышался голос рава Шмуэля:
– Вам нужны еще какие-то объяснения? Перед нами преступник, и его надо судить.
– Рав Ашлаг, в связи со сказанным тобой, я прошу тебя выйти и подождать в коридоре окончательного решения совета, – сказал рав Зильбер.
Рав Ашлаг вышел в длинный пустой коридор.
Из-за дверей слышался гул голосов.
Он пошел по коридору.
И вдруг взметнулись его руки, – он начал говорить сам с собой.
Просил. Объяснял. Требовал…
Он удалялся по коридору.
А в это время, сгрудившись на пороге, за ним наблюдали члены суда.
– Я же сказал вам, он свихнулся, – шепнул Шмуэль.
Рав Ашлаг повернулся, словно услышав его слова.
– Заходи, – сказал ему рав Зильбер.
И снова рав Ашлаг стоял напротив длинного стола, за которым чернели сюртуки раввинов.
Он не ждал их приговора, начал сам:
– Я хотел бы, чтобы вы меня услышали, поэтому обязан дополнить к сказанному мной…
– Мы не хотим тебя слушать! – выкрикнул рав Шмуэль.
– Если мы не выполним то, что сказано в Книге Зоар…
– Молчи!
– Если не примем на себя закон любви к ближнему!
– Достаточно! – перебил его рав Зильбер. – Решением раввинатского суда ты отлучаешься от общины. Общение с тобой будет запрещено всем. Завтра будут собраны подписи еще 90 членов совета и разосланы по всей Польше… Ты можешь идти.
– Вы обрекаете людей на страшные страдания, – сказал рав Ашлаг. – Вы берете на себя ответственность за то, что произойдет.
– Тебе же сказано, ты можешь идти, –
Рав Ашлаг вышел.
Он шел по пустому коридору. Подгибались ноги от слабости.
Он придерживался рукой за стену.
Снова его не услышали.
Снова его гнали…
Он не обвинял их ни в чем.
Он обвинял себя. Что не может раскрыть им глаза.
И еще – он думал о Творце, который готовит новые испытания его народу.
Так он и шел по улице Варшавы. Он прощался.
Заглядывал в лица прохожих, которые не знали, что ждет их.
А он знал.
Он так хотел предупредить их! Так хотел!!!
Но им было не до него.
Мы в телестудии. Я сижу напротив Учителя Михаэля Лайтмана, 21 век, уже не заставят молчать, не лишат права общения, не вышлют из страны, уже сказанное разносится по миру в мгновение, и миру бы услышать…Но не слышат.
Я говорю: «Вас же не слышат!»
Он продолжает свое.
Я говорю: «Ваши выводы для них не логичны».
Он не обращает внимания.
Я говорю: «Мне пишут: пусть твой учитель перестанет пугать нас…» Что же делает мой Учитель?..
Он передает посыл рава Ашлага в наш сегодняшний день, и ему «наплевать» на то, что говорят. Слишком велика ответственность.
И самое главное, – предвидение рава Ашлага сбывается минута в минуту.
Мы вступили в эру «последнего поколения».
Европа будет зеленой. Исламская Европа объединиться с правым, фашистским миром и предъявит все счета Израилю.
Окажется, что это мы виноваты во всех бедах человечества.
Окажется, что это мы скрываем от мира секрет счастья!
Мы не выполняем главный Закон, которому присягнули, – Закон любви к ближнему!..
А раз так, то мы миру не нужны.
…Но мы не слышим.
Как тогда, 97 лет назад, так и сегодня, – мы не слышим каббалиста.
Что же делать?
И снова заходит Михаэль Лайтман в нашу маленькую студию.
И снова усаживается за компьютер и пишет.
И снова открывает ежедневный утренний урок словами о единстве.
И я понимаю – услышат. Обязательно услышат.
Сажусь и пишу эту статью.
Чтобы услышали.
/ первый стыд /
Ну, теперь надо напрячь память.
Мне было четыре года. Может, чуть больше.
И мне, в принципе, нравилось в детском садике.
И там нравилась мне одна девочка.
Таня, по-моему, ее звали Таня.
Такая, с огромными бантами. Я был в нее влюблен.
Однажды даже дал ей полконфеты «Мишка на севере».