Братство камня
Шрифт:
Она замолчала, не договорив. Врач принялся крутить в руках пресс-папье из черной камеди.
— Внешность старого волшебника играет против меня. Но я рационалист, а гипноз — самая рациональная вещь на свете.
Диане показалось, что его речь звучит уже не так гортанно. Или она просто начала привыкать? Обаяние Саше надвигалось на собеседника, как прилив, неотвратимый и всемогущий. На стенах висели групповые фотографии в рамках: на каждой на повелителя — им, конечно, был Саше — с обожанием взирала самая очаровательная из учениц. Не зря Шарль назвал
— Чем я могу быть вам полезен? — спросил он, аккуратно ставя пресс-папье на место. — Шарль предупредил меня о вашем звонке.
Диана напряглась:
— Что именно он вам сказал?
— Ничего конкретного, но объяснил, что вы ему очень дороги. И что с вами следует обращаться очень… бережно. Повторяю свой вопрос: чем я могу вам помочь?
— Сначала мне нужно кое-что выяснить о гипнозе.
— Я весь внимание…
— Возможно ли закодировать человека, чтобы он совершил поступок против собственной воли?
Психиатр опустил руки на хромированные подлокотники, и Диана заметила у него на пальцах несколько колец с бирюзой, аметистом и рубином.
— Нет, — возразил он. — Гипноз никогда не взламывает сознание. Все эти истории о закодированных убийцах и женщинах, которых изнасиловали, — глупые выдумки. Пациент всегда может противостоять врачу. Его воля остается свободной.
— Но… как насчет усыпления? Вы можете гипнозом усыпить человека?
Саше округлил губы, и бакенбарды повторили это движение.
— Усыпление — совсем другая проблема. Речь идет о состоянии забытья, близком к гипнотическому трансу. Да, мы способны погрузить человека в сон.
— А на расстоянии? На такое вы способны?
— Что значит — на расстоянии?
— Вы смогли бы запрограммировать человека, чтобы он уснул через какое-то время после сеанса внушения, когда вас даже не будет рядом?
— Да, — признал врач. — Для этого понадобилось бы повторить заданный на сеансе условный сигнал.
— Какого рода? — спросила Диана.
— Мадам, я не очень понимаю, к чему все эти вопросы?
— Ответьте, прошу вас.
— Ключевое слово. На сеансе мы закладываем его в глубь бессознательного и соединяем с состоянием сна. Позже бывает достаточно произнести это слово, чтобы реактивировать установку.
Диана вспомнила слова Вуловича: «Когда думаю об этом, одно только и вижу… Зеленый цвет… Хаки… Военный…» Она спросила:
— Сигнал может быть визуальным?
— Безусловно.
— Какой-нибудь цвет?
— Да. Цвет, предмет, жест — все, что угодно.
— Что будет помнить пациент?
— Это зависит от глубины проникновения во время сеанса.
— То есть человек может обо всем забыть?
— Если гипноз был глубоким, то да. Но мы ступили на очень зыбкую почву. Наша профессиональная этика…
Диана не слушала, чувствуя, что приближается к разгадке. Вполне вероятно, что кто-то загипнотизировал Марка Вуловича на стоянке, а позже он уснул за рулем, отреагировав на условный сигнал. Потом она подумала о Рольфе фон Кейне, могучем великане, который дал вспороть
— Шарль сказал, что вы хотите прийти ко мне на сеанс…
— Все так. Мне нужен сеанс внушения.
— В каком контексте? Ваши вопросы показались мне странными. Как правило, у моих пациентов проблемы с курением, аллергия или…
— Я хочу еще раз пережить один эпизод своей жизни.
Саше улыбнулся, сел поудобнее, наклонил голову к плечу, как художник, оценивающий свою модель, и спросил:
— Какое-то давнее воспоминание?
— Нет. Событие произошло две недели назад, но я думаю, что мое подсознание скрывает некоторые детали. По словам Шарля, с вашей помощью мне удастся их вспомнить.
— Это не сложно. Для начала введите меня в суть контекста, а потом…
— Подождите.
Диана вдруг поняла, как ей страшно впускать этого человека в свои мысли, и спросила, чтобы оттянуть неизбежное:
— Сначала объясните… как вы будете восстанавливать мои воспоминания?
— Вам совершенно нечего бояться, мы сделаем это вместе.
— Командная работа основывается на доверии. Скажите, что вы будете делать… у меня в голове?
— Боюсь, я ничего не смогу объяснить, — хмыкнул Саше.
— Почему?
— Чем больше вы будете знать о моем методе, тем активнее станете сопротивляться.
— Я пришла сюда по своей воле.
— Я говорю о вашем подсознании. О бессознательном, которое отказывается выдавать информацию. Если вы его вооружите, не сомневайтесь: мозг будет обороняться.
— Я не могу… вот так открыть перед вами свой мозг…
Психиатр промолчал, оценивая ситуацию, схватил пресс-папье, вернул его на место и начал неторопливо объяснять:
— Гипноз — не более чем вид очень глубокой концентрации. Мы с вами будем говорить о физических ощущениях — например, о том, как течет по жилам ваша кровь, — и постепенно вы обо всем забудете: обо всем, кроме этих ощущений. «Выключения» такого типа случаются и в повседневной жизни. Скажем, вы очень внимательно изучаете какие-то документы, вас кусает комар или мошка, а вы ничего не чувствуете. Вы как бы под гипнозом, в трансе. То же самое происходит во время религиозных церемоний: мозг инициируемого не получает сигнала о физической боли.
— Именно в таком состоянии гипнолог может преодолеть барьеры бессознательного?
— Именно так, поскольку заслон выставляет не человек, а его сознание. Достигнув определенной стадии концентрации, мы отключаем рассудок. Гипнолог общается с бессознательным пациента.
Диана вспомнила случившуюся с ней в юности трагедию. Она потратила не один день, чтобы забыть о ней, превратив свою память в неприступный сейф.
— Как далеко в глубь памяти возможно зайти?
— Безгранично далеко. Вы бы удивились, узнав, сколько моих пациентов, сидя в этом кресле, впадают в детство. Лепечут. Не могут сфокусировать взгляд, как новорожденные младенцы. Можно даже уйти за грань.