Братство тибетского паука
Шрифт:
Не имеет значения… — занервничал Огаст. — Считай, что мне приснилось…
Действительно, он не смог бы сказать с уверенностью, видел ли он это собственными глазами, когда со свойственным малышу любопытством приоткрыл потайную дверь в доме одного респектабельного джентльмена, или ему привиделся обычный кошмар…
Маргарет спрыгнула с подоконника, бросила короткий взгляд в зеркало, поправила складки на юбке и повернулась к отцовскому воспитаннику:
Вы здесь в Британии совсем помешались на политике умиротворения. Но война уже идет — там, за Ла-Маншем, мертвых забрасывают грязью в танковых
Мардж, война идет постоянно. В Европе, в Африке, в азиатских колониях — где угодно, ты устанешь за нею гоняться. А на Британских островах царит мир. Здесь нельзя просто так взять и начать войну! Для этого должен быть принят парламентский акт, ему предшествует одобрение премьер-министра, речь короля, дипломатические шаги и все такое прочее. Понимаешь, что это значит? Что преступления в старой доброй Англии продолжают совершать из корысти! Шантажист, тот же грабитель… — им все равно, кто марксист, а кто анархист, им безразличны политические убеждения. Их интересуют только деньги. А деньги у тебя есть, и много. Ясно?
Зачем тетке Эдварда, состоятельной леди, опускаться до шантажа?
Думаю, старая сплетница Таффлет — не единственная, кто знает…
Отстань от меня, Гасси, — перебила его молодая особа. — Вчера человека убили, а ты истерику закатил из-за студенческого розыгрыша. Жалко, что ты настолько ленив, — мог бы стать неплохим адвокатом, цинизма тебе не занимать!
Назначат коронера, и всех нас вызовут как свидетелей.
На досудебных слушаниях [36] — как свидетелей, а дальше — кто знает? Я слышал, здесь случаются странные вещи. Из года в год пропадают люди, а виноватых ищут среди приезжих, «чужаков». Давайте лучше заранее договоримся, что мы видели-слышали и что будем отвечать коронеру…
36
lnquest — предварительные слушания, или досудебное коронерское разбирательство: коронер выносит решение о факте совершения преступления и определяет дальнейшие юридические шаги, которые ведут затем к судебному следствию и судебному процессу.
Гасси прав. В этом проклятом месте надо соблюдать осторожность и трижды подумать над каждым словом, — вчерашние события стерли с лица мистера Горринга обычную белозубую улыбку, он помрачнел и выглядел старше и суровее — словом, совсем не так, как в Лондоне. — Кругом что-то непонятное творится, все живут в страхе: привратник рассказывал, что селяне из домов боятся выходить по ночам. Даже такая старая перечница, как леди Делия, держит заряженное ружье у кровати…
Портьеры тревожно зашелестели, ветер — слишком холодный и злой для весны — наполнил комнату, Огаст поежился и отчетливо вспомнил невольно подслушанные им слова леди Делии: «Такое уже было и пять лет, и три года назад, даже в прошлом году…» Надо будет просмотреть старые газеты, подумал он, и предостерег Маргарет:
Боюсь, нам всем скоро потребуется хороший, настоящий адвокат.
Эдвард насупился и объявил с видом политика, с треском продувшего муниципальные выборы:
Надо дать знать сэру Эндрю, он подыщет походящего.
Лично мне адвокат
По счастью, звук ее шагов больше никому не досаждал — капитан Пинтер и мистер Честер вместе со слугой-индусом укатили в Мидл-Энн-Вилидж на опознание: инспектор предположил, что обезглавленное тело принадлежит мистеру Сингху.
Ничто не препятствовало джентльменам провести остаток дня, как заправские сыщики. Кем бы ни был убийца доктора, он свободно ориентировался в доме. Логично предположить, что либо он бывал в доме раньше, либо ему помогал кто-то из домочадцев. Огаст взял блокнот, воспроизвел в памяти все помещения коттеджа графини, в которых успел побывать, и набросал что-то вроде поэтажного плана, а затем попросил Лесли принести цветные чернила, чтобы стрелками отметить перемещения гостей.
Тем временем мистер Горринг отразил на своем листке все перипетии карточной партии, сыгранной в доме графини. Играли вчетвером: он сам, старая клуша Таффлет, викарий и судья. Из-за карточного стола партнеры не отлучались до самого вопля русской девицы. Эдвард жирной чертой подчеркнул записи и вздохнул:
Как думаешь, удастся теперь взыскать со старых пердунов мой выигрыш?
Что, много выиграл?
Ну, как посмотреть: триста пятьдесят фунтов…
Огаст присвистнул:
Лихо!
А ты думал! Я почти решился перебраться в эту глухомань до конца лета: у чертовых провинциалов полно денег и проигрывать им нет нужды — они мне не боссы, не кредиторы, не опекуны, я вообще никак не завишу от их влияния! Вот леди Делия, когда наезжает погостить в Лондон, изображает бедную родственницу: ворчит после каждой поездки в такси, проклинает дороговизну и оплакивает каждый фунт чаевых прислуге, а живет не так плохо! Поднимала до пятисот фунтов. Даже сморчок-викарий вывалил на кон две сотни и глазом не моргнул.
Слушай, а откуда у провинциального викария такая сумма? Откуда вообще у них такие деньги — при себе, наличными?
А куда им тратиться в такой дыре? — пожал плечами Эдвард. — В сезон — охота, а остальное время перекинуться в картишки, считай, единственная радость…
Думаешь, они копят денежки специально на игру?
Вот уж не знаю. Я не считаю чужие деньги, я и свои-то не считаю! — расхохотался Горринг. — Скверно, что инспектор изъял все записи. Теперь попробуй докажи, кто кому и сколько должен…
Попробуем завтра с ним договориться. Мне кажется, он тоже не из местных!
Они склонились над блокнотом, сопя и переругиваясь, и принялись обозначать на плане перемещения гостей, которым сами были свидетелями. К концу этого изнурительного действа Огаст сделал еще одно неожиданное открытие: никто из присутствовавших в доме джентльменов не мог быть собеседником леди Делии, когда он и Анна по недоразумению подслушивали в кладовке. Аналитический ум Горринга сразу же сделал логический вывод: