Братья 2. За закрытой дверью
Шрифт:
Лицо Андрея принимает выражение неопределенное.
– Мира, а тебе можно?
– Нужно, – пожимаю плечами. – Андрей, прости, но у нас ничего не выйдет. Мне было очень хорошо с тобой. Ты оказался рядом в самый сложный период моей жизни, и благодаря тебе я выдержала все это дерьмо. Знаю, нам было хорошо вместе, но мне нужно не это.
– И что же тебе нужно?
Улыбаюсь, как дурочка, своим кроссовкам. Не могу выдавить это слово, иначе взорвусь истерическим хохотом.
– Мира, только не говори, что вернешься к нему.
– Поэтому я и молчу, – все же смотрю на шокированного
– Ты вернешься к Диме после всего, что он сделал? После того, как он чуть не убил тебя? Мира, это же опасно, как ты не понимаешь! Со всеми доказательствами и моей помощью ты могла бы добиться запрета на приближение или другие ограничения, которые защитили бы тебя. Мира, все не то, во что тебе хочется верить. Хоть Дима целился в меня…
– Он хотел убить меня, я знаю, – размеренно и с улыбкой на лице заканчиваю я.
– И все равно хочешь быть с ним?
– Да, Андрей. Мне очень жаль, что в этот смертоносный ураган затянуло и тебя. В тот момент, когда он пьяный с этим пистолетом ворвался в квартиру, концентрация ненависти была такая… Он ненавидел меня точно также, как ненавидела его я. Удивительно, что всех там не перебило разрядом молнии. Если бы Дима не подстрелил меня, то это я бы выхватила пистолет и пустила бы всю обойму ему в голову. Ненавидеть так сильно, чтобы желать смерти, можно только того, за кого бы отдал жизнь.
Вижу, что мои доводы лишь продолжают шокировать Андрея. Он не понимает такого формата отношений и жестокой любви не понимает. Да я и сама ничего не понимаю, если честно.
– Это же зависимость, Мира. Это ненормально.
– Любовь и есть самая сильная зависимость, – пожимаю я плечами. – Я – все, что у него есть. Без меня вся жизнь Димы рассыпется как карточный домик. У меня же может быть все, больше, чем когда-либо, но все это мне не нужно, потому что его там не будет.
– Мира, ты уверена, что хочешь это продолжить? В следующий раз все может закончиться не так благополучно.
– Да, Андрей, я все решила. Прости, что все так нелепо. Ты изменился, знаю, очень изменился. Может, если бы с самого начала все было так, то я бы никогда не ушла. Но уже поздно. Я люблю Диму, хоть ты заслуживаешь любви больше. Я бы, правда, хотела любить тебя, а не его, но не могу.
– Что будет дальше, Мира? Вернешься к нему, а потом? Какой ты видишь свою жизнь и жизнь своего ребенка?
А вот этот вопрос особенно болезненный. У меня есть на него ответ, и он добьет Андрея.
– В ней будет только Дима. Дима отец Мишутки, чтобы не значили все эти анализы. Это его ребенок, только его. Прости Андрей, но пока я не могу представить тебя в жизни сына. Мишутка слишком маленький: нам придется общаться и видеться, а я этого не вынесу. Мне будет очень тяжело, если вы вдвоем вновь будете рядом. Возможно, я расскажу Мишутке позже, когда он подрастет и, если он сам захочет, то будете общаться. Но пока нет, прости.
– Это твое решение и я приму его, – говорит Андрей. – Хотя, конечно, рассчитывал на другой исход.
Андрей пытается натянуть бывшую маску сдержанности, но это так не работает. Когда научился чувствовать, приходится чувствовать не только радость, но и боль. Вижу его боль, разочарование и отчаяние. Удавка разрезает кожу.
–
– За эти пару дней я прожил больше, чем за всю жизнь. Мира, спасибо, что научила меня любить.
– Спасибо за то, что любил.
Подхожу к Андрею, хотя, может, лучше было бы уйти. Ему будет еще больнее, но я хочу поставить именно такую точку. Дотрагиваюсь его гладкой щеки и целую. Нет уже никакой страсти, да и на нежность не тянет. Поцелуй-прощание горький, зато отрезвляющий.
– Прощай, Андрей, – говорю я и выхожу, чтобы не заставлять его выдавливать ненавистное слово.
Мне даже хуже, чем в прошлый раз. Тогда я разбила сердце мужа, который не смог меня понять, разбила признанием, что спала с его братом. В этот раз я оставляю с раной на сердце того, кого могла бы полюбить, если бы не полюбила другого. Хоть вся тушь оказывается на щеках вместе со слезами, чувствую себя свободной от старых ошибок и на прорезавшихся крыльях лечу совершать новые.
Глава 26
Дом, милый дом. Двор, кстати, тоже милый. Зеленая лужайка с Мишуткиными качелями и плетеными креслами. Под окнами расцвела целая полянка сине-фиолетовых цветов, которые видела только в Европе. Не знаю, как они называются. Других растений у нас нет, только высокие туи. Машина Димы не на стоянке, но я знаю, что он дома. Не настолько у нас, конечно, сильная телепатическая связь: просто входная дверь брошена нараспашку.
Решаю зайти тихо, не возвещая о своем прибытии хлопком двери или брошенной на пол сумкой. Мне нужно хоть немного собраться с мыслями: я так и не решила, что скажу. Поворачиваю к кухне и замираю в арке-проеме. Дима сидит за столом спиной ко мне, перед ним еще полная бутылка виски, стакан и предмет, который вызывает удушающий ужас. Опрокинув стакан, Дима поднимает пистолет и со скучающим видом направляет на цель.
Мне так холодно, как не было даже в ледяном море. Все внутри сжимается, словно ожидает прилета новой пули. Но нет, конечно, Дима целится не в меня. Пистолет у его виска. Не успеваю ни о чем подумать, испугаться или крикнуть, как он нажимает на спусковой крючок. Щелчок. Не выстрел. Щелчок. Мне плохо настолько, что сейчас упаду в обморок.
– Пух, – драматично откидывает Дима голову.
Его глаза закрыты, меня он так и не увидел. Возвращается в исходное положение и крутит пистолет на столе двумя пальцами.
– Опять холостая, – заявляет он и наполняет новый стакан.
Русская рулетка? Пьет и играет со смертью? Какой же он чокнутый. Просто идиот. Взять бы и пристрелить его за такое! Делаю шаг навстречу, даже пистолет уже не пугает. Я только что пережила смерть любимого человека, чего еще бояться?
– Надеюсь, в обойме есть и вторая, – говорю я, присаживаясь напротив.
Не скажу, что Дима светится от счастья, да и вряд ли набросится с поцелуями. Он пустой: нет зрачков в глазницах, ни эмоции на вечно живом лице. Неудивительно. Как должен выглядеть человек, готовый умереть?