Братья
Шрифт:
Но потом Алекс закончил свой курс подготовки и начал много ездить. Он никогда не говорил ей, куда отправляется и что будет делать. Наверное, это было продиктовано соображениями безопасности, однако в Вашингтоне были и другие средства сообщения.
Каждая сплетня, каждый намек или обрывок информации, касающейся мрачного ремесла Алекса и его коллег, с поразительной скоростью распространялись среди жен сотрудников ЦРУ как по беспроволочному телеграфу. Именно этим путем Клаудия узнала, что мужа Сандры переводят в Управление секретных операций, что муж Каролины чуть не погорел на афере "Иран-контрас" и что ее
Узнав об этом, Клаудия почувствовала нарастающие в душе горечь и обиду. Значит, Алекс на самом деле ничего не забыл. Первым же шагом, который он сделал, едва выйдя за стены тренировочного центра, была попытка свести счеты с Дмитрием. Из-за Татьяны.
И для Клаудии все началось сначала.
"Время лечит любые раны", - сказала она Алексу в полутемном баре в Балтиморе. Но его раны, видимо, оказались слишком глубоки. Вместо того, чтобы попытаться забыть, он вступил на путь яростной и бескомпромиссной вендетты. О ней он даже не думал, все его мысли были заняты воспоминаниями о Татьяне. Она, Клаудия, была для него всего лишь удобной, привязанной к домашнему очагу женщиной, к которой он иногда возвращался. Она готовила ему еду, гладила его рубашки и воспитывала его Детей, пока он путешествовал по всему земному шару в плаще и с кинжалом, сражаясь со своим неистовым безумцем-братом из-за женщины, которую оба безвозвратно потеряли.
Сводящее с ума разочарование не отпускало ее ни на одно мгновение. Неужели Алекс действительно любит ее, или она просто заменила ему его русскую принцессу? Она подозревала, что, разговаривая с ней, улыбаясь ей, Алекс продолжает думать о Татьяне, продолжает видеть ее перед собой. Когда они занимались любовью, Алекс закрывал глаза и, наверное, представлял на ее месте свою белокурую красавицу. Случалось, Клаудия ревновала даже к маленькой Тоне. Ей казалось, что, прижимая девочку к себе, гладя ее по светлым кудряшкам и нежным щекам, он обнимает и ласкает свою Татьяну.
На глазах Клаудии ее Алекс совершенно преобразился. Чувствительный, порядочный и нежный молодой человек, за которого она сражалась столь отчаянно и самоотверженно, постепенно исчезал, замыкаясь в себе. Его природная любознательность угасла, чувство юмора пропало, приветливая улыбка превратилась в холодную сдержанность. Небрежный стиль одежды, который он предпочитал прежде, был вытеснен глухими строгими костюмами мрачных тонов и узкими галстуками. Неуловимо быстро Алекс преобразился внешне и переродился внутренне, превратившись в матерого шпиона, фанатически преданного своей тайной войне. От Клаудии он отгородился глухой стеной и никогда больше не подпускал ее к себе. Даже вернувшись из заграничных поездок и оказываясь в Вашингтоне, он приходил домой поздно. Очень мало времени оставалось у Алекса для детей и никогда - для нее. Несмотря на то, что соперница Клаудии была мертва, ее тень продолжала властвовать над телом и душой Алекса.
На протяжении нескольких лет Клаудия пыталась подавить в себе эту боль, избегая столкновения. Ей казалось, что во всем виновата ее дурацкая гордость, которая не позволяет ей пройти еще через одно унижение. Обсуждать то, что ее тревожило, с Алексом она боялась; он стал бы все отрицать, а ее обвинил бы в беспочвенной ревности. Тогда Клаудия попыталась отвлечься,
– Что с нами творится, Алекс?
– спросила она однажды ночью.
Они только что занимались сексом, и Алекс, который как и всегда в последнее время, отдавался этому совершенно механически, без всякой страсти, лежал теперь неподвижно рядом с ней. На фоне белой оконной занавески Клаудия ясно видела его строгий и отрешенный профиль.
– Наш брак разваливается, а тебе все равно. Неужели твой брат значит для тебя больше, чем твоя семья?
– Но знаю, - ответил Алекс. Он даже не попытался отрицать, что ведет с Дмитрием тайную войну не на жизнь, а на смерть.
– Я ничего не могу с этим поделать, Клаудия. Пока я не уничтожу его, мне не найти покоя. Он ужасный, страшный человек.
– Я не знаю, уничтожишь ли ты его, - сказала Клаудия, - но ты почти уничтожил нас. Тебе наплевать на меня и на детей, ты одержим своей местью. Почему ты продолжаешь сражаться с Дмитрием из-за давно умершей женщины?
Она отвернулась, неожиданно почувствовав глубину своего падения.
– Нет, - ответил Алекс.
– Не из-за нее, из-за него.
– Ваше безумие уже стоило жизни Нине, - продолжала Клаудия.
– Неужели тебе этого мало?
– Нет!
– Алекс выскочил из постели, дрожа от бешенства.
– Нет, все совсем не так! Это - еще одна причина, которая побуждает меня избавиться от него! Ты не знаешь, что это за человек. Он ненавидит нашу мать, он ненавидит родственников моего отца, он - прирожденный убийца!
Клаудия еще ни разу не видела Алекса в таком состоянии. Глаза его пылали, лицо перекосилось, он кричал, брызгая слюной.
– Для него нет ничего святого; если бы он мог, он бы уже явился сюда, чтобы прикончить тебя и детей. Именно поэтому за вами все время присматривают мои люди.
– Но я не могу так жить!
– закричала Клаудия.
– Меня уже тошнит от всех этих охранников и телохранителей! Ни одной минуты я не могу побыть сама с собой!
Сделав над собой усилие, она попыталась сдержать себя:
– Алекс, ради бога, давай уедем! Жизнь может быть так прекрасна, но сейчас она проходит мимо нас!
– Позднее, - упрямо ответил он.
– Когда я избавлюсь от Дмитрия, у нас с тобой будет замечательная жизнь.
– Тебе никогда не удастся избавиться от него, - сказала Клаудия устало.
– Вы двое - как старые, опытные, покрытые шрамами бойцы, которые, спотыкаясь и истекая кровью, кружат и кружат по рингу, не в силах выиграть, не в силах опередить один другого с ударом.
– Нет, - ответил Алекс.
– Нет.
Его глаза продолжали гореть странным огнем.
– У меня есть план, поверь мне - я знаю, что делаю.
Клаудия выбежала из спальни и спустилась на первый этаж. Ту ночь она провела на софе в гостиной, куря сигареты одну за другой и медленно, методично напиваясь. Ей так и не удалось заставить его изменить свое мнение. Впоследствии Клаудия не раз думала, что ей нужно было уйти от него еще тогда, однако она все же любила его и не могла смириться с мыслью, что их любовь превратилась в пытку.