Братья

Бар-Зохар Майкл

Увидев за стеклом машины профиль Морозова, окруженный клубами дыма от его дешевых сигарет. Гримальди почувствовал, как от отвращения у него свело скулы. Как он ненавидел этого мерзавца, его дурные манеры, черную одежду, аскетические привычки. Именно Морозов заставил его признаться в собственных слабостях и сделал его изменником.

Но что ему оставалось? Если бы он отказался тогда, в гостинице "Космос", когда Морозов с Октябрем явились вербовать его, он был бы разоблачен ими публично и с позором выдворен в Америку, на расправу бывшим коллегам. Разве мог он признаться перед своим руководством, что половое влечение притупило все его остальные чувства и что на протяжении последних сорока

пяти лет он, сам того не подозревая, был орудием в руках КГБ? Он бы, наверное, предпочел умереть, лишь бы не встречаться со своими бывшими коллегами, лишь бы не слышать их циничных замечаний и насмешек, не мучиться и не строить догадок относительно того, о чем станут шептаться за его спиной. История эта несомненно просочится в газеты, и тогда... Нет, он должен держаться тихо и незаметно, он продолжит переправлять в Вашингтон лживые сообщения Калинина и закончит операцию Морозова - Деверо, а затем уйдет на покой и уедет куда-нибудь далеко, где никто его не отыщет.

"Да, я в лужу сел!" - думал Гримальди. Ведь именно его самого часто отождествляли с "Панамой" - величайшим американским разведчиком за последние пятьдесят лет. Разведал, называется!.. На протяжении всех этих лет Калинин снабжал его первоклассной дезинформацией, состряпанной на Лубянке, и он доверчиво хватал приманку только потому, что любил Олега. С того памятного дня в "Космосе" они ни разу больше не встречались.

При мысли об этом кулаки Гримальди сжались сами собой. Если бы он столкнулся с Калининым теперь, то задушил бы его своими собственными руками. Он и представить себе не мог, что тот окажется таким подлецом. Они же были любовниками, а потом Олег предал его. А может быть, он никогда не любил его, а просто использовал свое тело, чтобы заманить Гримальди в подлый капкан?

Он открыл дверцу и скользнул на заднее сиденье рядом с Морозовым. Тот тронул водителя за плечо, и машина рванулась вперед.

– Куда мы едем?
– спросил Гримальди, который в последнее время постоянно был испуганным и нервным. Морозов пожал плечами.

– Никуда. Просто некоторое время покружим по городу - так будет безопаснее.

Но в его голосе слышалось напряжение.

– Для чего все эти предосторожности, Морозов?

Дмитрий посмотрел на Гримальди, и его черные глаза замерцали в сумерках.

– Гордон начал охоту за вами, - сказал Морозов.
– Он расследует ваши связи с КГБ.

На мгновение Гримальди потерял дар речи. Не страх, а леденящий душу животный ужас на короткое время охватил его, и он с трудом справился с собой.

– Что вы имеете в виду?
– наконец произнес он вмиг пересохшими губами.
– Кто вам это сказал? Морозов не отвечал, рассеянно глядя в окно.

– Откуда вы это узнали?
– снова спросил Гримальди.

– У меня надежные источники, - отозвался наконец Морозов.
– Гордон, должно быть, что-то пронюхал. Или узнал от Сереброва.

Гримальди показалось, что в машине вдруг стало чересчур душно и жарко. Он вытер со лба пот, расстегнул воротник и открыл окно. Холодный встречный ветер, пахнущий бензином, хлестнул по его пылающему лицу. За окном он увидел длинную вереницу машин в очереди на заправку.

– Я этому не верю, - промямлил он непослушным языком.
– Серебров дурак, к тому же он ничего не знает. Вы сами говорили мне это.

В самом деле. Гордону неоткуда было узнать о роли, которую играл Гримальди в планах Морозова. Ни один человек в КГБ, кроме самого Морозова, не знал об их связи. Но если все-таки Алекс каким-то чудом дознался. Гримальди мог считать себя покойником.

– Как вы узнали, что Гордон начал расследование?
– снова спросил он.

Морозов продолжал

смотреть в запотевшее стекло.

– Он послал политическому советнику посольства три шифровки, запрашивая о ваших контактах с советскими официальными лицами, откликнулся он, не поворачивая головы.

Политический советник посольства США был резидентом ЦРУ, и Гримальди это было хорошо известно, так же как и то, что никто в посольстве не знал о том, что он выполняет особое задание американской разведки. Если Алекс поручил посольству расследовать деятельность Гримальди - Сент-Клера, это могло означать только одно:

Алекс Гордон подозревает что-то очень серьезное.

– Откуда вам это известно? Вам удалось расколоть шифр посольства?

Морозов опять промолчал, но на этот раз Гримальди понял его без слов. Брат Алекса был хитер как черт, наверняка у него сохранился доступ в посольство. Даже после скандала с американскими морскими пехотинцами и переоборудования здания он ухитрялся каким-то образом проникать даже в защищенные помещения посольства. Возможно, его люди вмонтировали новые подслушивающие устройства в политической секции.

– Вы должны его остановить!
– сказал Гримальди, вытирая лоб шелковым носовым платком.
– Вы должны помешать Гордону!

Морозов недовольно поморщился.

– Вам легко говорить. Его охраняют лучше, чем даже вашего президента.

– Так выманите его!
– воскликнул Гримальди в отчаянии.
– Выманите его в Париж, в Гавану, сюда, наконец... Вам просто необходимо нейтрализовать его. Если он узнает о Деверо, это будут мои похороны. И ваши тоже.

Последние слова он произнес зловещим свистящим шепотом, и Морозов искоса посмотрел на него, закуривая очередную сигарету.

– Есть какие-нибудь предложения?
– холодно поинтересовался он.

Вишнево-красное такси завернуло за угол и остановилось перед подъездом дома в Вашингтоне, где Клаудия когда-то жила вместе с Алексом и детьми. В зеркальце заднего вида она заметила отражение своего лица: глаза сверкают в радостном ожидании, на губах трепещет тень озорной, почти счастливой улыбки. Клаудия едва могла сдержать свою радость. Скоро она обнимет детей, а потом преподнесет им свой сюрприз, который она обдумывала три недели кряду. Она чувствовала себя словно маленькая девочка, наконец-то получившая в подарок куклу, о которой давно мечтала.

Она возвращалась сюда уже не в первый раз. В соответствии с договоренностью между ней и Алексом большую часть года дети жили с отцом; она же прилетала из Нью-Йорка каждую неделю, чтобы провести с Тоней и Виктором несколько часов. Алекса, который в последнее время был занят какой-то работой в Нью-Йорке, Клаудия по-прежнему избегала. Она решила, что так будет для нее лучше; Клаудия не хотела разговаривать с ним и бередить старые раны.

Клаудия очень любила вечера, которые она проводила с детьми. Втроем они ходили в кино, гуляли в парках, где с лотков торговали игрушками, или заходили в кафе Единственное, что отравляло ей эти драгоценные часы, был телохранитель из ЦРУ, который повсюду следовал за ними. Как правило, это был один и тот же человек: огромный похожий на медведя мужчина средних лет с тяжелым подбородком, подозрительными глазами-бусинками и каштановым шиньоном на голове. В углу его рта дымилась неизменная сигарета. Тоня утверждала, что дядю-медведя зовут Бэбкок; она слышала, как Алекс называл его этим именем. Тоне Бэбкок нравился, но Клаудия все равно ощущала себя его пленницей. Куда бы они ни пошли, она чувствовала его острый взгляд затылком и кожей спины, и это приводило ее в ярость. "Еще одна мания Алекса, - думала она про себя, - еще одно следствие безумной войны между братьями".