Братья
Шрифт:
– Это просто совпадение, что у нас одинаковые фамилии, товарищ полковник.
– Конечно.
– Полковник Бородин кивнул.
– Я просто пошутил...
Дмитрий и Ваня узнали о Павлике Морозове на уроке всего неделю тому назад. Павлик, двенадцатилетний уральский пионер, был одним из кумиров советских детей. Во время голода 1932 года он подслушал, как его отец и его дядя договариваются о том, чтобы спрятать часть своего зерна и не сдавать его государству. Как преданный делу партии пионер, Павлик сообщил о преступлении своих родственников властям. Его отец попал под суд,
Павлик Морозов стал одним из героев страны, и о нем были написаны рассказы и стихи. Советские пионеры пели песни о Павлике Морозове, ставили пьесы о его подвиге. О его поступке рассказывали школьникам в качестве примера гражданского долга. Каждый пионер должен был сообщать в милицию или в МГБ даже о своих родителях, если узнает, что они хотят нанести вред Советской стране.
– Мы просили принять нас, потому что хотим последовать примеру Павлика Морозова, - твердо сказал Дмитрий.
– Прошлой ночью Ваня почувствовал себя плохо, у него кружилась голова и его мутило. Он разбудил меня, чтобы я помог ему, и мы вышли на улицу подышать свежим воздухом. Дежурного нам будить не хотелось. А потом около продовольственного склада мы увидели...
Через полчаса в детский дом прибыл милицейский автомобиль. Старший повар и завхоз были арестованы, в тот же день после обеда в городе по номеру разыскали грузовик с украденными вещами. На еженедельной пионерской линейке директор поздравил Ваню и Дмитрия и прикрепил к их рубашкам значки пионерской славы, а из журнала "Красный пионер" приехали фотограф и корреспондент, которые хотели записать рассказ мальчиков об их мужественном поступке.
Затем на торжественной церемонии, проходившей на парадной площадке, все воспитанники и учителя стояли по стойке "смирно", а офицеры-отставники взяли под козырек, пока два юных героя поднимали красный флаг. Пионерский хор исполнил "Гимн пионеров".
Дмитрий смотрел в лица своих одноклассников, которые били его под одеялом четыре года назад. "Они поют в мою честь, - подумалось ему. Теперь я - гордость школы, и пусть только кто-нибудь осмелится назвать меня вором".
Вскоре после того, как Дмитрию исполнилось тринадцать лет, на урок в их класс пришел директор.
– Прошу прощения, Яким Ефремович, - обратился он к преподавателю геометрии.
– Дмитрий Морозов, пошли со мной.
Дмитрий и Ваня обменялись встревоженными взглядами. Затем Дмитрий поднялся и вышел из класса вслед за директором.
– Что-нибудь случилось, товарищ полковник?
– спросил он как можно небрежнее.
– К тебе посетитель, - пояснил полковник Бородин, подводя Дмитрия к своему кабинету.
Открыв дверь, он пропустил мальчика внутрь.
– Я оставлю вас здесь, товарищ генерал, - с почтением проговорил он. Мой кабинет в вашем полном распоряжении.
Генерал? Дмитрий с тревогой и любопытством посмотрел на худого старика, поднимающегося из-за директорского стола.
– Спасибо, товарищ полковник, - сказал незнакомец и внезапно сильно раскашлялся. Кашель у него был сухой, хриплый, так что, казалось,
– Прошу прощения, - проговорил он, когда приступ наконец прошел, и вытер рот смятым носовым платком.
– Мой кабинет...
– снова заговорил Бородин.
– Нет-нет, полковник. Я не хочу стеснять вас.
– Генерал положил руку Дмитрию на плечо.
– Я поговорю с Морозовым у него в спальне.
– Хочу посмотреть, как он живет.
Дмитрий в смущении провел неожиданного гостя в спальню. Огромная комната была пуста, только на койке у двери спал Кузьма Бунин, отдыхая после ночного дежурства в лазарете. В окна лился яркий свет нежаркого октябрьского солнца, и крошечные пылинки танцевали в его лучах, ненадолго вспыхивая, словно крупинки золота.
– Моя фамилия Ткаченко, - сказал генерал.
– Я офицер КГБ, старый чекист. Я был другом твоего отца.
Дмитрий почувствовал огромное облегчение. Когда директор явился в класс, он подумал, что о его кражах стало известно. Слава богу, тревога оказалась ложной.
Он внимательно посмотрел на генерала. Тот был высок ростом и страшно худ, с впалой грудной клеткой и морщинистой шеей. Волосы и брови его были снежно-белыми, только кончики длинных усов пожелтели от табака. Во рту блестело несколько золотых зубов. Простой коричневый костюм дополнялся небрежно повязанным красным галстуком.
Взгляд его, однако, был настороженным, а мысли свои генерал выражал короткими емкими фразами.
– Твой отец просил меня приглядеть за тобой, но до настоящего времени я не мог этого делать по причинам, которые я объясню позже. Твой отец был моим заместителем и работал во Втором Главном управлении КГБ. Он был прекрасным человеком, коммунистом и патриотом Родины. Ты должен всегда помнить об этом, Дмитрий.
Он достал из кармана пачку иностранных сигарет голубого цвета, судя по виду - французских. Закурив одну, он раскашлялся. Запах дыма был крепким, едким.
– Ребята здесь курят?
– спросил Ткаченко, откашлявшись.
– Нам не разрешают, товарищ генерал, - осторожно ответил Дмитрий.
– Я не спрашиваю, разрешают вам или нет, я спросил, курите ли вы, строго перебил его генерал, бросая начатую пачку ему на колени.
– Если сам не куришь, обменяешь на что-нибудь еще. Я-то знаю, как живут в подобных местах. Обо мне не беспокойся, у меня есть еще. Никогда не выхожу из дома без своей отравы.
– Он похлопал себя по карману.
– И не называй меня "генерал". Мое имя - Анатолий Сергеевич. Ясно?
– Ясно, - ответил Дмитрий и ухмыльнулся.
– Как тут с тобой обращаются?
– спросил генерал из облака дыма. Кормят как?
Дмитрий нахмурился. Неужели генерал решил поменять тему их разговора? Они же начали говорить о его отце!
– Вы сказали, что мой отец просил вас приглядеть за мной.
Ткаченко мрачно кивнул.
– Как погиб мой отец?
Генерал пристально посмотрел ему в глаза.
– Значит, они тебе не сказали, - негромко проговорил он. Это был не вопрос, а утверждение.