Бремя феодала
Шрифт:
— Сеньор, — продолжил главный, — мы готовы рискнуть. Но поскольку коноплеводство и канатное дело — бизнес не быстрый, предлагаю сейчас не строить огромные планы на будущее, а заняться… Собственно выращиванием сырья. Мы уже сейчас готовы вложиться в коноплеводство в Пуэбло, но у нас свои условия. Работаем не с сельскими общинами, а только с крупными игроками.
— Ряд на фиксированные цены? — пробил я пробный шар. Ответил «молодой».
— На данном этапе, сеньор Пуэбло, пока да. Нам нужно… Пустить корни в графстве. Создать сеть постоянных поставщиков. И только после этого будем готовы переносить производство.
— Хорошо. Записывайте. —
— Чем объясняется такая покладистость сеньора? — не утерпел и хмыкнул «молодой». В местном языке есть слова «лох» и «терпила», и я на всякий остерёг:
— У него пять дочерей и пока ни одного сына. — Улыбка на лицах сеньоров стала запредельной и понимающей. — Но предупреждаю, две младшенькие — мои крестницы, если вы его «обуете» — я на вас обижусь.
Улыбки тут же сдуло с лиц предпринимателей. Вот так-то лучше.
— Барон Хлодвиг Мерида, — продолжал я. — Этот мне не кум, и пройдоха тот, что сам вас «обует». — Про него предупреждать и грозить сеньорам не буду. — Но человек разумный, деньги считать умеет. Заинтересуете, выдержите его напор — будет вам стабильный бизнес. Ах да, обязательно расскажите про наше соглашение о долгосрочном сотрудничестве. Что вы от меня, а не просто так, сами по себе. Дабы эксцессов не было.
Сеньоры переглянулись. Самодурство баронов тут притча во яцытцех. Дельное предупреждение.
— Бароны Доминик Алькатрас и Рикардо Ковильяна, — дал я имена следующих союзников. А почему бы и нет? Заслужили бароны, и я как сеньор их так вот благодарю. А мастерские всё равно подо мной будут — никому не отдам, так что ничего не теряю. — Но с этими сеньорами даю только имена, дальше сами. Единственное, они скорее всего тоже в Феррейросе. И, на закуску, самое сладкое. Баронесса Ингрид Аранда.
— Которая вместо казнённого… Преступника? — сощурился «старый».
— Именно. — Я довольно улыбнулся и кивнул. Не мир, а «инстаграм» — все всё про всех знают. — Она сейчас на мели, семья преступника вывезла из замка всё, до чего добрались их загребущие ручонки. Но сеньора умная и хозяйственная — если кто оценит предложение по достоинству, то она первая. Лишь бы заплатили авансом.
Сеньоры вновь весело переглянулись.
— Ах да, ей тоже скажете, что от меня, — на всякий случай махнул им, чтоб чего не вышло — у Ингрид очень боевой норов. Про то, что её «кидать» не стоит, промолчал. И так понятно всем, что уж кого, но любовницу обидеть не дам.
Сеньоры ушли. А я допил пиво и заказал молоко. С мёдом. Буду наращивать боевой потенциал. В голове играл только один вопрос: «ну скоро?». Но, видимо, графиня хоть и ошпаренная горем, но рамсы не путает и понимает, кто их герцогство кормит. И в дела гильдий не лезет. Ибо гильдии вскладчину десяток их герцогств купят, всё бабло в городах, у таких вот «глав цехов», с которыми я сейчас общался, а не у дворян. Такие соберутся вместе, «перетрут» насущное, и, глядишь, графиня
Сегодня на местном рынке, куда пошёл, разослав по городу гонцов к главам гильдий, случайно увидел… Гитару. Да-да, её самую! Настоящую! Испанскую, шестиструнную!
— Dayobanыyzhesukanahuy! — только и смог лаконично выдавить, при виде такого богатства. Ибо местные гитары не знали, и мир от этого несказанно много потерял. — Откуда?
— А, на прошлой неделе из Севильи привезли, тамошние мастера делают, — честно ответил торговец.
— Давно? Я поставил ногу на ступеньку лавки — гитара лежала на улице на развале под навесом, проверил струны, подтянул третью и зарядил боем Am, C, G, F. Баррэ тяжеловато идёт, не сбалансирован гриф. Уровень Бобруйской фабрики — учиться играть по принципу «не жалко». Но тут это явно шедевр. И сделана точно местными мастерами — и струны из жил (первая-третья), и дерево совсем иного качества, более грубое, и колки… Кованные. Кованные колки, маму их! И их двенадцать. С запасом мастера сделали, видно, по привычке.
— Что, давно? — не понял продавец.
— Делают? Их? В Севилье? — пояснил я.
Пожал плечами.
— Я уже четвёртый год вожу. А до того не возил.
— А первый раз их увидел давно? Там.
— Да чёрт его знает? — Купец снова пожал плечами. — Первый раз хотел привезти, дескать, диковинка, когда Лупе родилась. Да не стал. А это лет двенадцать как, получается.
Сильвестр — трепло! Ладно, куплю с запасом, ему потом придарю.
— Сколько в наличии? — Постучал по корпусу костяшкой пальца.
— Дык, одна, благородный сеньор. — Мне б и ту продать, — в извиняющемся жесте развёл он руками.
— Сколько? — Я понял, меня сейчас обуют, ибо высказал заинтересованность.
— Недорого возьму. Всего пятнадцать лунариев. Лишь бы не валялась не пылилась. — Жалостливое лицо.
Точно, обувает. Но мне не хотелось торговаться, хотелось поиграть, побрынчать. Детство вспомнить. Детство ТАМ.
Он начал рассказывать, что вообще-то взял дороже, но она, эта музыкальная дурында, так ему опостылела, что он готов в убыток, лишь бы корм лошадям отбить…
— Десять. Или ухожу. — Поставил гитару назад на прилавок.
— Двенадцать прямо сейчас, — подумал, что это игра, торгаш.
— Сигизмунд, — обернулся я к отроку, отсчитай десять лунариев.
Лунарии лежали на прилавке. Манящие. Блестящие. Сверкающие холодным серебряным блеском. Можно, конечно, меня ещё поразводить, но а вдруг я и правда уйду? А свет этих лунариев уже сейчас затмевал глаза.
— Договорились, благородный сеньор. — Торговец жалостливо выдохнул, но мне его жалко не было. Жадность — смертный грех, его проблемы. Гитара перекочевала мне в руки.