Бремя любви
Шрифт:
– К вам пришла мисс Лаура.
– О! – воскликнул мистер Болдок, едва сдерживаясь, чтобы не разразиться потоком брани. – Это ты!
Он был в замешательстве. Хорошенькое дело, если ребенок станет здесь появляться в любое время! Вот этого он не предвидел. Черт возьми этих детей! Дай им палец, всю руку отхватят. Не зря он никогда не любил детей.
Он удрученно смотрел на Лауру. Она, видимо, не испытывала неловкости. Вид у нее был серьезный, глубоко несчастный, но вполне уверенный, что она имеет полное
– Я пришла сказать вам, что у меня скоро будет маленький братик.
– О! – растерянно воскликнул ошеломленный мистер Болдок. – Вот оно что… – добавил он, стараясь выиграть время, глядя в белое застывшее лицо Лауры. – Вот это новость! – Он немного помолчал. – Ты рада?
– Нет, не рада.
– Да, младенцы – препротивные существа, – сочувственно вздохнул он. – Ни зубов, ни волос, вопят как оглашенные. Матери, конечно, их любят. Обязаны любить. Эти несчастные козявки не выживут, если о них не заботиться. Вот когда их трое или четверо, тогда все не так плохо, – ободрил он Лауру. – Все равно что котята или щенки.
– Чарльз умер. Как вы думаете, мой новый братик тоже может умереть?
Мистер Болдок бросил на нее проницательный взгляд и твердо сказал:
– Нельзя так думать. Молния в одно и то же место дважды не бьет.
– Кухарка тоже так говорит. А что это значит? Что одно и то же дважды не случается?
– Совершенно верно.
– Чарльз… – сказала Лаура и умолкла.
Мистер Болдок снова окинул ее быстрым взглядом:
– Не обязательно родится братик. Может быть и сестричка.
– А мама думает, что будет братик.
– Я бы на твоем месте не слишком этому верил. Твоя мама не первая женщина, которая ошибается.
Лицо Лауры вдруг оживилось.
– А вы знаете, наш котик Иосафат, последний котенок Дульчибеллы, оказался девочкой. И повариха называет его теперь Джозефиной.
– Ну вот видишь! – улыбнулся мистер Болдок. – Я не любитель пари, но не пожалел бы денег и поспорил, что родится девочка.
– Правда? – оживленно спросила Лаура и улыбнулась такой благодарной и неожиданно милой улыбкой, что мистер Болдок был растроган. – Спасибо, я пойду. – И вежливо добавила: – Надеюсь, не помешала вашей работе?
– Ничего, все в порядке. Всегда рад тебя видеть, если речь идет о чем-то важном. Уверен, ты не стала бы меня отвлекать ради того, чтобы просто поболтать.
– Нет, конечно, – серьезно ответила Лаура.
Она ушла, осторожно закрыв за собой дверь.
Разговор с мистером Болдоком ее значительно приободрил. Она знала, что он очень умный человек, и считала, что ему можно верить больше, чем матери.
Сестренка? Ну что ж, с этой мыслью она готова была примириться. Сестра будет всего лишь еще одной Лаурой, младшей Лаурой.
Анжела очнулась от благодатного наркоза. В ее васильковых глазах стоял нетерпеливый вопрос, который не решались произнести губы.
– Все… в порядке? Это…
– У вас прелестная дочурка, миссис Фрэнклин, – в привычной бодрой манере ответила медсестра.
– Дочурка… дочурка… – Голубые глаза вновь закрылись.
Какое разочарование! Она была так уверена… А родилась всего лишь вторая Лаура…
Старая пронзительная боль ожила вновь. Чарльз, ее очаровательный веселый мальчик, сынок…
Внизу кухарка радостно сказала:
– Ну вот, мисс Лаура, у вас появилась сестренка. Что скажете?
– Я знала, что у меня будет сестра. Мистер Болдок мне говорил, – спокойно ответила Лаура.
– Этот старый холостяк? Да что он понимает в таких делах?
– Он очень умный человек.
Силы Анжелы восстанавливались медленно. Артур Фрэнклин очень беспокоился о жене. Когда малышке исполнился месяц, он осторожно сказал:
– Так ли уж важно, что родилась девочка, а не мальчик?
– Нет, конечно, на самом деле. Только… я была так уверена.
– Но ты же понимаешь, даже если бы родился мальчик, это не был бы Чарльз.
– Да, конечно.
В комнату вошла няня с ребенком на руках:
– А вот и мы. Какая славная девочка! Хочешь к мамулечке-роднулечке, да?
Анжела вяло взяла ребенка и неприязненно взглянула вслед няне, вышедшей из комнаты.
– Какие глупости городят эти женщины! – раздраженно сказала она.
Артур засмеялся.
– Лаура, дорогая, подай мне вот ту подушку, – попросила Анжела.
Лаура принесла подушку и остановилась рядом, наблюдая, как мать поудобнее устраивает ребенка. Лаура ощущала себя взрослой и важной. На нее мама может положиться, а вот ребенок – всего лишь глупый живой комочек.
Вечер был холодный. От зажженного камина исходило приятное тепло. Малышка довольно покряхтывала и гулила.
Анжела смотрела в ее темно-голубые глаза, на крошечный ротик, уже способный улыбаться. И вдруг содрогнулась. Ей показалось, что она смотрит в глаза Чарльза в младенчестве. Она уже почти не помнила его в этом возрасте.
Острая любовь к этому существу, ее ребенку, ее дорогой дочурке, пронзила ей сердце. Как она могла быть такой холодной и равнодушной к этой очаровательной малышке? Ведь это же прелестный веселый ребенок, как Чарльз!
– Моя лапочка, – прошептала она, – моя дорогая, ненаглядная!
Анжела склонилась над дочерью в приливе любви. Она не замечала наблюдавшей за ней Лауры. И не видела, как та тихонько выскользнула из комнаты. Но какое-то смутное ощущение неловкости заставило ее сказать Артуру: