Бремя Могущества
Шрифт:
Но в то же время, оно заставило меня по–иному посмотреть на некоторые вещи, лучше понять их. Я резко поднял голову и пристально посмотрел на Махони. Взгляд его оставался спокойным, даже безучастным и одновременно таким холодным, что я даже невольно поежился. Это не был взгляд человека.
— Мне очень жаль, Роберт, — негромко произнес он. — Я не мог тебе сказать.
— Ты…
— Тогда, — он продолжал, не обращая внимания на мои попытки перебить его, — когда я сам стал жертвой Могущественного, я еще мог распоряжаться и своим Могуществом и, кроме того,
— Шоггот, — едва слышно произнес Говард.
Махони кивнул.
— Да. Но не беспокойся, Говард. Это тело предназначено для того, чтобы умереть, и Могущественный удалится до того, как станет действительно опасным. Вы останетесь в живых.
— Ты нас… не убьешь? — спросил Говард.
Я уставился на него. Еще секунду мне назад казалось, что я все понял и во всем разобрался, но слова Говарда сводили все на нет. Он не спускал глаз с Махони, меня он, казалось, вообще не видел. Почему он спрашивает у моего отца, будет ли тот убивать нас?
Махони тихо рассмеялся.
— Нет. На этот раз нет, Говард. Те, которым я сейчас служу, могущественны и беспощадны, по крайней мере, вы считаете их таковыми. Но они никогда не нападут без причины. И на этот раз вы свободны.
— Те, которым ты… служишь? — недоверчиво вопросил я.
Говард не обращал на меня никакого внимания. Взгляд его по–прежнему был прикован к Махони.
— Кто ты? — тихо спросил он. — Йог–Сотот собственной персоной?
Махони покачал головой.
— Нет. Но я служу ему.
— Но этого… этого не может быть! — вскричал я. — Ты…
— Андара, — не дал мне договорить Говард. Голос его звучал холодно. — Ты прав, Роберт. И все же, не совсем. Йог–Сотот обрел над ним власть.
— Рука Могущественных способна добраться далеко, — спокойно подтвердил Махони–Андара. — Даже в потусторонний мир.
— Но он… он… он ведь помог нам и… и спас и меня, и всех остальных… — я уже не мог нормально говорить и умолк, с надеждой глядя на Говарда. — Он уничтожил одного из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, — наконец беспомощно промямлил я.
— Ничтожное создание, — ответил Махони. — Среди них есть много таких, которые не желают примириться со своей участью и пытаются проскочить через время. Они должны быть уничтожены.
Я медленно повернулся и внимательно посмотрел на него. Глаза мои горели.
— Для чего это все?
Махони молча показал рукой на сундук с книгами.
— Из–за этого, Роберт. Ты даже отдаленно не можешь представить себе, что за мощь скрывается в этих, вполне обычных с виду, книгах. Я не лгал тебе, Роберт. Ты мне нужен. Тот, прежний, я предвидел опасность и успел принять соответствующие меры. Силы Йог–Сотота никак не хватило бы на то, чтобы сломать печать. А ты смог.
— Стало быть, теперь ты добился того, чего желал, — прошептал Говард.
Махони кивнул.
— Почему же ты нас не убиваешь? — продолжал Говард как–то неестественно спокойно. — Тебе что, доставляет удовольствие мучить нас?
— Убить вас? — Махони улыбнулся. — К чему мне это, Говард? Я все еще Родерик Андара, только теперь я служу другому. Я когда–то был твоим другом, и Роберт по–прежнему
— Мне нет нужды убивать вас, Говард, — спокойно произнес он. — Вы теперь опасности не представляете. Теперь у меня есть то, что необходимо, и ничто меня не сдерживает.
— Тебя или же чудовище, у которого ты в услужении? — дрожащим от негодования голосом спросил Говард.
Махони понимающе рассмеялся.
— Можешь называть его, как пожелаешь, Говард, для меня он — мой повелитель. И никто меня не остановит. Никогда. Теперь уже никогда. — Сказав это, он повернулся, дождался, пока его спутник возьмет сундук и оба пошли прочь.
Мы с Говардом долго молчали, глядя им вслед, даже когда их шаги затихли вдали. Я чувствовал страшную пустоту внутри, словно меня выжали, выпотрошили, чудовищная усталость тяжелой волной накатилась на меня. Я был без сил, как еще никогда в жизни.
— Говард, скажи мне, что все это неправда, — прошептал я. — Скажи мне, что это был только сон. Что человек этот — не мой отец.
— Да нет, Роберт, — так же тихо ответил Говард, но тон его был ледяным, незнакомым мне. — Все было на самом деле. Это был он. И не он. Ты не можешь возненавидеть его. Он… не виноват, ни в чем не виноват. Это все Йог–Сотот, он теперь направляет все его поступки. Но все же не настолько, как ему бы хотелось.
Я взглянул ему в глаза, и во мне стал пробиваться крохотный росток надежды.
— Чуточку человечности в нем еще осталось, Роберт, — продолжал он. — Он оставил нас в живых, не забывай об этом.
— В живых? — переспросил я. Мне стало смешно. Но рассмеяться я не смог, какое–то клокотанье вырвалось из моего горла, больше походившее на вскрик боли. — Да, мы проиграли, Говард! Мы потерпели поражение. Сокрушительное поражение. Книги–то у него.
Говард кивнул.
— Верно. Очко в их пользу. — Вдруг он рассмеялся — тихо, грустно, ничего веселого в этом смехе не было. Ему было явно не до смеха. — Он выиграл сражение, Роберт, но никак не войну. Мы еще встретимся с ним. И следующий раз мы будем умнее.
— Я хотел что–то возразить, но Говард без слов повернулся и быстро зашагал с пляжа к поджидавшему нас кораблю.
КНИГА ВТОРАЯ
Писание от Сатаны
Свет керосиновой лампы бросал причудливые, мерцающие отсветы на стены, рисуя на них живые, подвижные картины. Воздух здесь был затхлым, а под подошвами двоих мужчин хрустел мусор и битое стекло. Серым покрывалом колыхалась на сквозняке паутина, и из глубины здания доносились странные, свистящие звуки, которые буйная фантазия Тремейна тут же приписала чьему–то тяжелому, надсадному дыханию. Он остановился. Лампа в его руках тряслась, и на какой–то момент он был вынужден собрать в кулак всю свою волю и весь запас смелости, чтобы не броситься отсюда опрометью куда угодно, лишь бы прочь из этого мрачного, запущенного дома, который с каждой секундой все больше казался ему огромной, сырой могилой.