Бремя наследия
Шрифт:
— Не стоит, Ко… Клаэс. Я рад, что смог хоть чем-то тебе помочь.
— Мы сами не дошли бы так далеко. — Надя приближается к Мечникову и опускает ладошку на его больное место чуть выше колена.
Нога и впрямь не давала покоя на протяжении столь долгого пути. И вдруг надоедливая, ноющая боль, ставшая неотъемлемой частью жизни, проходит. На какие-либо неприятные ощущения вовсе не остаётся и намёка. Окончательно утратив дар речи, Мечников с разинутым ртом смотрит на серьёзную, чумазую девочку, которая вдруг
— Иди за ней, — говорит Клаэс растерявшейся Серафиме.
— Что ты с ней сделал?
— Дал второй шанс. Я обязательно расскажу вам обо всём чуть позже более подробно. Но если захотите — я могу сделать так, что вы о нас забудете и вернётесь к прежней жизни. Это не так уж плохо. Не знаю, что выбрал бы я сам.
— Нет, я этого не хочу. Будь любезен оставить в моей голове всё, как есть. Что ж, — Емельян протягивает Клаэсу руку, и тот жмёт её слабо, почти неощутимо. — Удачи тебе.
— И вам.
Открыв дверь со стороны Игоря, Клаэс едва успевает поймать его, иначе тот упал бы. Он вновь взваливает свою ношу на плечи и отправляется вслед за Надей и Симой, уже не оглядываясь в сторону Мечникова, который ещё долго стоит на месте и курит. Емельян не имеет ни малейшего представления, что ждёт впереди этих необыкновенных людей, но почему-то чувствует облегчение.
Идти приходится очень осторожно, друг за другом, переступая повсеместно торчащие из земли корни. Надя раздвигает и ломает преграждающие путь ветки, чтобы расчистить дорогу для тех, кто следует за ней. Игорь морщится и тихо стонет сквозь плотно сжатые губы, а затем вдруг заходится страшным, хрипящим кашлем, сопровождаемым обильным кровотечением изо рта. Он слабо сжимает в кулаке ткань рубашки на груди Клаэса.
— Опусти меня, — шепчет Игорь.
Клаэс и сам уже чувствует, что остаётся лишь несколько минут, Игорь и так долго продержался. Спасти его уже невозможно. Клаэс усаживает Игоря на землю, чтобы тот мог опереться спиной о поваленный штормом могущественный дуб. Надя уже не останавливается, чтобы попрощаться.
— Как же глупо всё вышло, даже не верится… — Слабо усмехается Игорь, а из глаз его текут слёзы, не вовсе не от жалости к себе.
— А на что ты рассчитывал, когда звал её в дом? — Безразлично спрашивает Клаэс.
— На то, что она меня освободит, разве не очевидно? Она обещала, что не навредит остальным, а я был в таком отчаянье, что поверил. Я надеялся, что как-нибудь смогу отговорить её убивать тебя… Возможно, я даже заступился бы за Штольберга, но в её башке был такой хаос… Она ничего не стала бы слушать. Я понятия не имел, что произойдёт, но знал, что Иерониму в любом случае придётся отключить браслеты. Мне так жаль Марину и Артура… И твоего отца. Я знаю, какого ты обо мне мнения... Думаешь, что я не очень хороший парень, эгоист, психопат немного, подлец и всякое подобное… Так оно и есть, я спорить не стану. Я о многом сожалею, и если бы обстоятельства
Последний булькающий хрип, вырвавшийся из лёгких, не позволяет закончить предложение. Глаза Игоря застывают. Жизнь покидает его тела. Клаэс склоняется к нему и закрывает его веки. Выражение бледного, сильно осунувшегося лица безмятежно. Физическое существование успело изрядно утомить его, оно давно не доставляло ему радости, и вот, наконец, в смерти, права на которую он до сего момента был лишён, Игорь обрёл покой. Здесь его тело никто не найдёт. Оно сгниёт, став пищей для насекомых и удобрением для почвы. О лучшем исходе он не мог и мечтать.
Путь продолжается. Спустя пару часов Клаэс и Надя, не сговариваясь, делают остановку, чтобы дать отдых ногам и перекусить. Андер равнодушно рассматривает Серафиму. Девочка преодолела всё это расстояние в одних лишь шортах и футболке, которая теперь превратилась в грязные лохмотья. А ведь на улице сейчас максимум десять градусов выше нуля. Ступни её стёрты до кровавого месива, все ноги от щиколоток до бёдер покрыты воспалёнными царапинами. Клаэс снимает с себя тёплую фланелевую рубашку, оставшись в одной майке, отрывает по швам рукава и ими оборачивает ступни Симы, имитируя тем самым портянки, а основную часть одеяния накидывает ей на плечи.
Ещё через час лес, наконец, расступается, открывая взору заросшее сорняком поле. Утопая по пояс в траве, Клаэс, Надя и Сима упорно пробираются вперёд. Солнце приятно согревает кожу своим теплом, мягкий ветерок треплет волосы. Клаэс щурится, прикрывая глаза ладонью. Он чувствует, что цель почти достигнута. Ей оказывается давно заброшенная деревня, существование которой, вероятно, уже стёрто с ныне существующих карт. Сгнившие, развалившиеся деревянные домики почти не видны среди бурной растительности, поглощающей всё на своём пути. Из всех существующих построек одной единственной всё же удалось уцелеть, но лишь потому, что её продолжают содержать люди. Они уже вышли встречать путников. Клаэс узнаёт ту самую старушку, которую видел прежде в доме Штольберга рядом с Надей. Сконцентрировавшись, он безошибочно определят, что она является пра-бабушкой девочки. С ней ещё одна пожилая женщина, мальчик лет десяти, бородатый мужчина неопределённого возраста и юная прекрасная девушка с двумя золотистыми косами, похожая на царевну из народных сказок. Клаэс знает, что кровной связи между этими людьми нет, и уровень возможностей у всех разный, но гораздо ниже его собственного.
Надя ускоряет шаг и со счастливой улыбкой бросается в объятия старушки. Клаэс уже знает, что бабушка случайно узнала о существовании пра-внучки лишь несколько лет назад, но никак не могла ей помочь. Женщина всю жизнь прожила в этом месте, но её дети, вопреки её предостережениям, давно разбрелись по миру.
— Спасибо, что помог Наде добраться. Я чувствовала, что в ваш дом нагрянет беда. — Обращается старушка к Клаэсу, который вместе с Симой остановился в паре метров от встречающих. — Вижу, ты пришёл не один. У меня нет возражений, но тогда и работать тебе придётся за двоих. Ты ничем нам не обязан и волен уйти в любой момент, если сочтёшь нужным. Но если решишь остаться, то должен соблюдать наши правила. Мы отказались от всего мирского. Нам не нужны деньги и драгоценности, мы не поклоняемся ничьим богам, и не вмешиваемся в дела людей, даже если знаем, что они в нас нуждаются. Здесь все несут ответственность друг за друга, а блага делят поровну. Мы не имеем ничего личного. Всё необходимое для жизни нам даёт природа и труд, которого будет много.