Бремя стагнатора
Шрифт:
– Вчера вы говорили о налогах и податях, – глухо промолвил он напоследок. – Так вот, слушайте, что я скажу. Я бы отдал последний медяк, лишь бы проучить этих бледнозадых. Но… у меня не осталось ничего, кроме вот этой накидки и моего скакуна.
– Значит, тебе нечем заплатить подати, и потому – все равно, а нам есть чем, – резонно заметил горшечник.
– У меня есть еще кое-что. Если императору понадобятся добровольцы – я пойду воевать.
– Так ты приехал, чтоб записаться в армию?
Кодинаро кивнул:
– Вчера подал прошение.
С этими словами он кивнул собеседникам, поднялся и вышел, оставив на столе горсть истертых монет.
А следующей ночью трактир шумел, как никогда. Сегодня, в день празднования Памяти Четырнадцати Героев, лавки прямо-таки трещали под весом сотен посетителей, а столы – ломились от сбродившего просового настоя. Вкусом он, конечно, не ахти, зато дешев и в голову ударяет почти сразу. А что еще нужно рабочей бедноте с окраин и погонщикам торговых караванов?
– Эй, трактирщик! Еще по кружке на всех! – кричали со всех сторон. Подавальщицы сбились с ног, разнося подносы с настоем. А хозяин уже с трудом удерживал в памяти, сколько кружек выпили за каждым столом.
Громкие, веселые голоса одну за другой провозглашали здравицы. Сначала, как водится, в честь императора:
– Да продлится вечно его правление!
Потом за Героев, тех, что много лет назад грудью встретили нашествие самого Меткандра Проклинаемого. Гарнизон пограничного поста – четырнадцать бойцов – с рассвета до заката отражал все атаки отборных головорезов безжалостного завоевателя. Герои полегли все до единого, но задержали-таки продвижение врага почти на сутки. Пока солмаонцы ломали стойкость защитников границы, доблестная чжаньская кавалерия окружила вторгшиеся полки и после долгой сечи заставила их отступить.
Официальная легенда, правда, умалчивала, что на самом деле Меткандр неожиданными марш-бросками прорвал блокаду, изрядно потрепав окружившие его войска, и вышел из смертельной ловушки победителем. Да и вообще та война оказалась в целом неудачной для Соцветия – грозный солмаонский император захватил плодородное устье Хиарамы. Вернуть его удалось только семьдесят лет спустя.
Но… кому нужна правда, если она горька? В проигранной войне нашелся один доблестный эпизод, который и стал праздником Памяти Четырнадцати Героев. Имена их давно забылись, но торжества в их честь расцвечивают дома и улицы Чжандоу красными и белыми лентами – цвета крови и незапятнанной чести.
Трактир тоже постарался не отстать. Его главным достоинством, конечно, оставалось дешевое пойло, но хозяин еще утром распорядился натянуть цветастые полотнища на закопченные балки под потолком. К концу дня белая ткань, и так не слишком чистая, запачкалась окончательно и превратилась в серую. Впрочем, и красная выглядела не лучше.
Но посетители почти не смотрели наверх. Здравицы не прекращались и кружки опрокидывались одна за одной. Просовый настой делал свое дело – глаза у людей разгорались, разговоры
Разговоры за столами тоже велись не чета вчерашним. Праздничный подъем разбудил патриотические чувства, а здоровый прагматизм, что совсем недавно владел умами посетителей, куда-то испарился.
– Да много ты понимаешь в военном деле! Наша кавалерия раздавит этих бледнозадых собак, как тараканов! Сколько раз уж так бывало! Все закончится в считанные дни!
– Неужели? Почему ж тогда северяне смогли сжечь город и уйти безнаказанно?
– Потому что нарушили договор о мире, вот почему. В городе почти не было войск, никто не ожидал нападения!
– Ничего! Недолго им радоваться! Вот увидите!
Вероломная подлость солмаонского десанта будоражила столицу уже не первый день. Сегодня люди вспоминали об этом особенно часто: мол, были бы живы те пограничники – накостыляли бы бледнозадым! Вышвырнули бы взашей со священной земли Соцветия!
Гуртовщик уже уехал, но оба погонщика и горшечник снова оказались под крышей одного трактира. Выпив в честь праздника, они разговорились уже как давние знакомцы, снова и снова вспоминая Кодинаро. Посетители за соседними столами прислушивались к ним, подсаживались ближе:
– О чем вы тут толкуете?
Старый погонщик как мог пересказал историю кузнеца, потерявшего свой дом и близких, завсегдатаи передавали ее новым посетителям. Прошло совсем немного времени, и о разоренном городе гудел уже весь трактир. Страшные подробности распалили людей:
– Давить этих бледнозадых! Резать!
– Войну Солмаону!
Когда Кодинаро появился в дверях, к нему повернулись почти все.
И замолчали. Гул голосов стих, словно по волшебству сказочного лучика.
Бывшего кузнеца такой прием не удивил. Он спокойно шагнул вперед и начал протискиваться по рядам к своему столику.
В наступившей тишине, казалось, можно было услышать стук собственного сердца.
Первым не выдержал горшечник. Он поднялся навстречу Кодинаро и спросил:
– Тебя приняли?
Бывший кузнец остановился. Посмотрел по сторонам и сказал громко, во весь голос, так, чтобы слышали все:
– Нет! Совет решил не начинать войну! Бледнозадые предложили откупные! Всего лишь серебро за мою семью, моих друзей! Мой город!
Зал взревел. В общем гаме ничего нельзя было разобрать, пока трактирщик не гаркнул:
– Тихо!! – И спросил у Кодинаро: – Ты уверен?
– Да. Совет переломил красные палочки. В Солмаон едет новый посол, договариваться о мире.
– Посол? Кто же?
Кузнец мрачно покачал головой:
– Не думаю, что тебе очень понравится ответ.
Сразу несколько человек выкрикнули:
– Скажи!
– Скажи, кузнец!
– Да, – поддержал гостей трактирщик. – Поведай, кто готов променять жизни поданных императора на солмаонское серебро?
– Канзимо.
Трактир удивленно загудел.