Бремя удачи

Демченко Оксана Б.

На башне, двумя ярусами ниже занятой Гюнтером площадки, зашуршал отлаженный механизм, распахивая воротца в циферблате старинных часов и выпуская в очередной полет сперва одну белую птицу на тонком стержне-невидимке, затем другую, третью… Если бы не важные гости, сейчас дама с лошадиным лицом повторно привела бы свою группу во двор и рассказала бессмысленные глупости о часах. Мол, башне семь веков, и сперва на ее стенах имелись лишь солнечные часы, но три века назад на восточном фасаде установили циферблат, а пустое нутро башни обрело начинку – механизм, чудо инженерной мысли своего времени, он не содержит ни единого заклинания и обеспечивает исключительную точность хода. Сама же башня олицетворяет немагическую науку, высота ее равна высоте главного здания, а вечером

тень башни словно перечеркивает фасад университета, напоминая: далеко не все в мире решают заклинания.

Колокол загудел, обозначая: теперь ровно три часа, послеобеденная благодать, время немного отдохнуть после лекций.

Гюнтер с часами не согласился. Для него ожидание завершено. Внизу, во дворе, маги из службы безопасности во второй раз проверили общий фон местности: на беспокойство и сомнение, на страх и азарт, на предвкушение и неуравновешенность – это работа пси. Стихийщики тоже не теряли времени, заклиная на контроль наличия оружия, опознаваемого по высверку острых металлических кромок, которые ярко и охотно отзываются на запрос, колют обостренные даром шестого чувства глаза. Последняя серия контрольных процедур завершена общими усилиями: проверка на взрывоопасность, спрессованную в невзрачном порохе и выглядящую для магов как темный тяжелый туман.

Двое учеников фон Нардлиха – любимчики с талантом наблюдения удачи – осмотрели окна зданий, двор и небо над ним. Все, что зависело от везения, им откликнулось.

Гюнтер сплел пальцы, сделал несколько движений, массируя кисти руки, словно бы обмывая их. Прикрыл глаза, восстанавливая наилучшую цветность и контрастность зрения. Он готов. Пора убедиться в том, верны ли предварительные расчеты. Сложно работать против магов, не имея даже самой малой толики дара. Но нужно именно так и только так. Даже средней силы стихийщик уже на учете, у него взят слепок личности. Число толковых пси столь ограниченно, что уследить за каждым в стране очень просто. Маги удачи исключительно редки, их знают в лицо даже дети. Нет, нельзя надеяться обрести шестое и тем более седьмое чувство и не утратить незаметность – грозное оружие, забытое и магами и нацией. Для того, кто лишен дара магии, именно незаметность и есть его главное, самое сильное качество, если оставить в стороне логику и информацию, которые – не оружие, а слаженная пара «наводчик – корректор огня». А кто отдает приказы? Так это совсем иной вопрос…

Теперь внешние перчатки, их важно надеть поверх нижних, тончайших. Верхние добыты давно, в другом городе, прежде они принадлежали больному старику, даже не жителю Арьи. Надо быть безумцем, чтобы оставить след личности или отпечаток пота на опасных предметах. Флакон с кислотой выставить и приготовить. Сумка уже открыта, содержимое так уютно, так знакомо чуть поблескивает стеклом.

Вдали зашумели моторы «хорьгов», отчетливо застучали короткими кашляющими толчками мотоциклы сопровождения. Первые два с ходу влетели во двор. Это, само собой, маги личной охраны. Еще пара: стрелки. И еще. Вице-канцлер, по общему убеждению прессы и обывателей, – человек до крайности скромный. Он не требует особой охраны своей персоны и не любит шума. Но каким-то чудом скромник постоянно оказывается на первых полосах газет, отдавая силы на благо страны без отдыха, самозабвенно. Вице-канцлер олицетворяет «партию социалистов и саму нацию». Так теперь пишут все, словно указанные понятия уже слились. Так в точности и пишут, «самозабвенно» – очень модное определение усилий вице-канцлера. Любых. Он – важнейший символ нового времени, точно так же, как оружие нации или маги удачи, готовые оказать помощь армии. Патриотизм некогда, в спокойные времена, был делом личным, идущим от души и почти интимным. Разве можно не любить родину, не ценить отчий дом и не осознавать себя, с гордостью и даже трепетом, частью большого сообщества людей единой культуры, истории? Нельзя. Пока на каждом углу не начнут кричать о долге патриота, вызывая совсем обратную реакцию, – отторжение.

Впрочем, не у всех. Большинство ведь воспринимает крики и шум как развлечение, праздник. И социалисты умеют превратить патриотизм

в красивое зрелище. Обывателям кажется, что они зрители, глядящие из окон на парад дураков, которые с ужимками и гримасами шагают по улице. Все молчат и наблюдают, хотя сами уже давно вовлечены и сделались частью действа, бессловесной и серой массой согласившихся. Гюнтер чуть приподнял уголки губ, обозначив улыбку: бравурный праздник и показная скромность – то и другое удобно для его нынешней работы. Легко не выделяться из массы, надо всего лишь молчать и смотреть из окна… Или шагать в общей стройной колонне.

Гюнтер бережно, двумя пальцами, извлек колбу из малого отделения сумки. Плавным движением совместил со стволом и дослал вперед, установил активатор. Герметизировал трубу, вдвинул до упора вторую колбу, проследил, как фиксируется контрольное кольцо. Покосился на трос у стены. Убираться из помещения надо очень быстро. Расчетно – шестнадцать секунд. Дважды в первой серии тренировок он не укладывался. Это единственная слабина в плане.

Между тем протокол встречи исполнялся без срывов. Во дворе чисто и гордо зазвенели усиленные магией трубы и литавры, возвестив о прибытии гостей и выходе ректора из парадных дверей. Иоганн фон Нардлих спустился по коврам до малой трибуны и без спешки, солидно и внятно, сказал положенные слова, затратив время, заранее высчитанное Гюнтером. Одна минута сорок секунд – минимально, этого более чем достаточно, чтобы внести финальную поправку и выверить идеально точно прицел, вращая два маховичка – горизонта и уровня.

Задержав дыхание, Гюнтер погладил кнопку пуска.

Резервуар со сжатым воздухом отдал содержимое. Игла – тончайшая, длинная, состоящая целиком из замороженного магией яда на стержне заточенной проволоки – ушла с едва слышным хлопком. Установка по созданию специальных покрытий стихии воды – это редкий образец обезличенной механистичной магии. Лед хорош вдвойне. Он позволяет навить многослойную точнейшую оболочку, контролируя форму, центровку и развесовку «пули». В силу магического происхождения лед испаряется медленно и только после вскрытия колбы. Наконец, немаловажно и то, что девять десятых массы «пули» переходит в парообразное состояние еще в полете, прочее сразу впитывается и испаряется с кожи и ткани. Уже через семь минут след магии делается ненаблюдаем даже для опытного дознавателя.

Дело завершено: едва заметная проволочка впилась в кожу жертвы. И время покоя иссякло.

Первая и вторая секунды. Вскрыть флакон с кислотой, пролить трубку от конца до конца, одним движением подхватить сумку, выплеснуть остатки из флакона на пол, туда, где стояла сумка.

Третья секунда. Качнуться к канату и кануть вниз, в механизм часов, кажущийся дикой мешаниной деталей, не способной пропустить тело.

Четыре секунды контролируемого беззвучного скольжения по тросу, еще одна – приземление.

Девятая секунда: нанести на кончик троса активатор.

Следующие четыре секунды: сорвать защитный одноразовый комбинезон, свернуть бережно и компактно, не касаясь тканью ничего иного. Теперь снять бахилы, аккуратно переступить в заранее известный свой след. Вещи – в сумку, туда же бросить перчатки. Сумку – в ведро, дно которого закрыто заранее натянутым пакетом для мусора.

Четырнадцатая секунда. Руки в рукава халата. Пока он успевает. Шляпу на глаза пониже, ведро в руки, метелку. Открыть дверь и медленной шаркающей походкой старого Петера-уборщика – вперед, в тень лабораторного корпуса отделения алхимии и немагической химии…

Дверь опустевшей башни без скрипа закрывается за спиной. Шестнадцать секунд. Штатный выход с точки. Не ускоряя шага, надо преодолеть двор, запереть вещи Петера в его кладовке – шляпу, халат, ведро, метелку.

По служебной лестнице подняться на второй этаж. Странно… Никакого шума. Маги-защитники уже должны были понять, что произошло. Почему тихо? Неужели так некстати вмешалась проклятущая низшая удача, благосклонная к тем, кто ее не стоит?.. Слишком часто она уподобляется дешевой шлюшке, улыбающейся просто на шорох денег. Яд не мог оказаться негодным. Нет! В этом для удачи слабины не оставлено…