Бремя удачи
Шрифт:
Береника прошла вдоль шкафов, рассматривая книги. Достала огромный, в роскошном кожаном переплете, сборник карт Ликры. Соболев кивнул, сам смахнул со стола труху от сигар, убрал водку и рюмки. Сам сунул узорчик в руку мага и виновато пожал плечами, кое-как удерживая на языке все угрозы и обещания. Карл жестом подозвал Беренику с Хромовым и принялся листать страницы, советуясь о непонятном – вроде бы играя в детскую забаву «тепло – холодно»…
– Белолесский уезд, – сообщил он наконец, выбрав лист. – Хорошее место для долгой игры в прятки. К северу от дальней дуги
– Рату из северного народа, – нехотя признал логику Соболев. – На юге ее и не спрятать, внешность приметная. А там… Да не томи, я за себя не отвечаю.
– Я ощущаю отклик здесь, – нахмурился Карл, примеряясь и ногтем крест-накрест ставя метку. – Километров пятьсот от радиального магистрального пути, разделяющего Белолесский и Краснохолмский уезды. Чуть к северу от третьей дуги-связки северного пути и северо-восточного, ограничивающего Угорский уезд. Рена, что скажешь? Удача стала изменчива, я не улавливаю деталей.
– Фарза активизировалась, – отозвался Хромов вместо Береники. – Карл, простите меня, это, возможно, я начудил. Вчера заметил один неприятный узел и попытался его распутать. Но не справился, сам едва выжил. Зато удачу так всколыхнуло, глянуть боязно.
– Семка, ты справился, – гордо улыбнулась Береника. – Просто любой старый узел неизбежно при ослаблении затяжки дает всплеск активности, мне так представляется. Тут, в столице, копятся большие изменения, но без спешки. Там, вдали, все на одной нитке висело, и как она лопнула, начался настоящий кромешный кошмар… Погоди, я еще потрогаю-подергаю-погляжу.
Береника села, шаря пальцами по карте и то и дело натыкаясь на метку от ногтя Карла. Виновато развела руками, глянула на Соболева:
– Быстрые перемены. Жизнь тех, о ком было спрошено, почти иссякла. Опять случай срезанной розы. Сема, я тебе объясняла. Это восстановимо лишь чудом, но мы далековато для любой магии. Одарить удачей могу, да только там рядом маги. Для всякой удачи, даже самой уникальной, требуется основа – канва, годные обстоятельства. А там реденькая окраина тайги, почти тундра, я помню Белолесский уезд, ремпоездом много раз восстанавливали путь, я почти вижу нужное нам место… Болота, ровно и пусто, видно все на много километров, не укрыться.
– Но зацепка есть, – упрямо возразил Хромов. – Небольшая. Как раз с рельсами связана. Точнее не скажу.
– Выручите ее, озолочу, – жалобно попросил Соболев, теряя самообладание.
– Куда уж точнее, – выдохнул Потапыч, не замечая сказанного бывшим другом и глядя на карту. – Главное ты, Сема, уже сказал. На мысль навел.
Потапыч прошел к рабочему столу, уселся в кресло и подтянул ближе телефон. Покрутил ручку, бережно поднял трубку: общение без магии с теми, кто находится вдали, он полагал великим и непостижимым чудом.
– Прохор, сию минуту выясни, где мой личный поднадзорный джинн. Если их начпоезда на ключе и треплется,
Первый министр опустил трубку и некоторое время с обожанием рассматривал телефон: фарфоровый, в черной краске, с золотой росписью. Изделие небольшого заводика жениного приятеля, который в основном производил посуду, но в последнее время предлагал и новые перспективные товары. Телефоны из фарфора и золота, слоновой кости и корня ореха делали штучно, на заказ, в двух небольших комнатках при правлении завода. Зато рядом уже строили цех для производства обычных, дешевых и доступных аппаратов.
Колокольчик возле трубки звякнул. Фарфоровый телефон содержал изрядную порцию магии: создавал пять разных звуков оповещения в зависимости от важности звонка. И имел защиту от прослушивания, настроенную самим Карлом фон Гессом, позаботившимся и о неразбиваемости хрупкого корпуса.
– Лео? Да, срочно. Одолжи «Орла», ведь наша правительница никуда не собирается в ближайшее время, – вкрадчиво попросил Потапыч, снова поднимая трубку с рычага двумя пальцами. – И своего приятеля Лоиса вышли. Дознаватель мне надобен, наилучший пси. Тут кое-кто будет в грехах каяться. Пока он не надумал, но это уж мое дело. Немедленно. Нет, еще скорее, если возможно. Жду.
Потапыч оглянулся на бывшего друга. Оскалился совсем по-медвежьи, мешая улыбку с угрозой:
– Лева, отсюда до места три дня на скором поезде. Два без малого – моим личным составом. И примерно двенадцать часов – дворцовым дирижаблем с магами-трассерами. Я уже устроил тебе полет. Но это обойдется дорого, Лева.
– Сколько? – оживился Соболев.
– Лоис тебя выпотрошит до костей. Все скажешь: с кем трепался о моей семье, кому жаловался на беды с рецептурой брони, кого покупал и что еще вытворял. Все, понял ли? Он весьма толковый пси, лгать даже не пробуй.
– А если мы не успеем и она погибнет?
– А если ты, вонючка, уже успел и мою Фредди прямо теперь норовят угробить? – тон в тон уточнил Потапыч, глядя на бывшего друга без малейшей приязни. – Не торгуйся. Ты – шкурник, я – первый министр.
– Ну да, каторга по мне плачет, – так же ровно отметил Соболев. – Твоим автомобилям нужна сталь, решил мои заводы…
– Да не нужны мне твои заводы! – Терпение Потапыча иссякло. Он встал, навис над Соболевым и заревел в полный голос: – И ты мне не надобен, мух навозный. И воры твои, управляющие, неинтересны, свои вот где сидят!
Потапыч опустился в кресло и погладил телефон, успокаивая вздрогнувший колокольчик. Повел плечами, прокашлялся. Виновато покосился на Беренику:
– Правду желаю знать. Может, ты, Лев щипаный, на Арью уже работаешь или Ганзе предан. Ты ж дурак, ты как месть удумаешь, на оба глаза слепнешь, тобой всякий умник может крутить без усилий. Так что расскажешь все. Тебе в пользу будет. Хоть сам вспомнишь, что натворил и сколько золота извел на дурость. Глядишь, здоровая жадность проснется. Ясно? Лева, я жду.