Бремя власти: Перекрестки истории

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Пален.А язык?

Роджерсон.Ну, мы, доктора, к этому привыкли: все пациенты нам язык показывают.

Мария Федоровна.Что это было? Что это было?

Пален.Ничего не было, по мнению господина доктора, нам померещилось. Мы все, должно быть, сходим с ума – прескверная штука, не угодно ли стакан лафита!

Мария Федоровна.Доктор! Доктор! Ступайте же к нему скорее!

Роджерсон.Ваше величество, меня и давеча прогнали, да чуть не прибили. Пусть уж лучше кто-нибудь другой…

Мария

Федоровна.Граф!

Пален.Нет, слуга покорный, я в сражениях бывал и ядрам не кланялся, а туда не пойду, – воля ваша, государыня, хоть казните.

Мария Федоровна.Александр! Константин!

Константин.Да ведь мы, матушка, под арестом – куда уж нам!

Кутайсов.Ваше величество, дозвольте, я…

Мария Федоровна.Ax, mein lieber [28] Иван Павлович, ради Бога!

28

Дорогой мой (нем.).

Кутайсов.Ничего-с, ничего-с, будьте благонадежны, ваше величество! Кстати обедать пора – доложить и попробуем. Малой мышки лев не обидит: я мышкою-с, мышкою-с. Вот так, потихоньку, потихонечку…

Уходит.

Константин (приотворяя дверь и заглядывая). Подкрался. – Слушает. – В щелку глядит. – Скребется. – Отперли. – Вошел. – Ну, что-то будет?

Молчание.

Константин.Вышел!

Входит Кутайсов.

Кутайсов.Премилостивы. После дождика – солнышко-с…

Константин.Идет! Идет!

Входит Павел.

Павел (с изысканною любезностью, целуя руку Марии Федоровны). Прошу извинения, ваше величество, – к обеду ждать заставил – что-то аппетита нет. Вы уж, господа, не взыщите, без меня за стол садиться извольте, а я ужо подойду.

Молчание.

Павел.Да что это вы все, как в воду опущенные? Напугал я вас, видно, давеча моею шуточкой? Ну, не буду, не буду. Пошутил – и довольно… (Марии Федоровне.)А скажите-ка, сударыня, ведь и я человек?

Молчание.

Павел.Ну, что ж? Отвечайте, коли спрашивают – человек или нет?

Мария Федоровна.Человек, ваше величество…

Павел.А если человек, так, значит, могу ошибаться. И вы – человек?

Мария Федоровна.И я…

Павел.Ну, так значит, можете простить. – Простите же меня, сударыня… И вы все, господа, если я в чем…

Все (наперерыв). Ваше величество!.. Ваше величество!..

Мария Федоровна (всплескивая руками). Paulchen!.. Paulchen!..

Плачет

и хочет броситься на шею Павла.

Павел (отстраняясь). Ну, ну, перестаньте! Что за комедия! Терпеть не могу…

Молчание.

Павел.Граф Пален, у меня к вам дело. А вас, господа, не задерживаю…

Все, кроме Павла и Палена, уходят.

Павел.Доклад, сударь, готов?

Пален.Так точно, ваше величество!

Подходят к столику у окна.

Павел.Прошу садиться.

Пален хочет сесть спиной к свету.

Павел (указывая на другой стул, против себя). Нет, лицом к свету. Когда я с кем говорю, то привык смотреть прямо в лицо, сударь, слышите, – прямо в лицо!

Пален.Слушаю, ваше величество!

Павел.Ну, то-то же. Извольте докладывать.

Пален.По указу вашего императорского величества, два курьера отправлены…

Павел.Что вы делаете, граф, когда не спится?

Пален.У меня, государь, сон – слава Богу.

Павел.Счастливец! Значит, совесть покойна.

Пален (продолжая доклад). Курьер к его величеству королю Прусскому…

Павел.А дурные сны бывают?

Пален.Намедни снился…

Павел.Что?

Пален.Безделица сущая: будто я – куколка такая, что никак не повалишь – упадет и встанет…

Павел.Ванька-встанька? Да это сон превеселый.

Пален.Нет, государь, скучный: упал и встал, упал и встал – так всю ночь и промаялся… (Продолжая доклад.)Королю Прусскому предписание княжество Ганноверское войсками занять в двадцать четыре часа…

Павел.А мне хуже снилось: будто бы кафтан парчовый натягивают, узкий-преузкий – никак не влезу, а все тискают – так сдавили, что дохнуть не могу. Закричал и проснулся. С тех пор и бессонница…

Пален (продолжая доклад). Другой курьер – в Париж, к господину первому консулу…

Павел.Печку – льдом! Печку – льдом!.. Вот дураки…

Пален.Печку льдом?

Павел.Ну, да. Головой к печке сплю. Велел топить не жарко, а чтобы в спальне – ровно четырнадцать градусов. Пощупаю, бывало, печку – холодна; посмотрю на градусник – четырнадцать; и сплю. А намедни проснулся – горячехонька. Ничего не сказал, только на другой день встал пораньше из-за ужина да прямо в спальню, гляжу – по всему полу рогожи, и печку льдом натирают: стынет до ночи, пока не пощупаю, а за ночь опять нагревается. Шуты гороховые! А все на меня валят – говорят: «С ума сошел!» А я тут при чем, сударь, а? При чем тут я?