Бремя власти: Перекрестки истории
Шрифт:
Марин.Его величество.
Пален.Не пускать! Скажите, что нельзя…
Марин.Говорили. Не слушает, плачет, рвется сюда. Не удержишь. Руки на себя наложить хочет… Да вот и сам.
Александр взбегает по лестнице.
Александр.Батюшка! Батюшка! Батюшка!
Хочет войти в дверь направо. Пален не пускает.
Пален.Ваше величество, государь родитель…
Александр.Вы его…
Пален.Скончался.
Александр.Убили!
Падает
Пален.Доктора!
Марин выбегает и тотчас возвращается с Роджерсоном. Александра кладут на пол и стараются привести в чувство.
Пален.Ну, что?
Роджерсон.Надо быть осторожнее, граф, а то может скверно кончиться… Пока отнести бы в спальню.
Пален.Несите!
Марин (в дверь направо). Ребята, сюда!
Входят караульные солдаты.
Марин.Подымай! Легче, легче!
Марин, Роджерсон и солдаты сносят на руках Александра по лестнице. Все уходят. Лестница долго остается пустою. Светает. В окне ясное зимнее утро, голубое небо и первые лучи солнца. На нижнюю площадку справа входят истопник и чиновник.
Чиновник.Умер ли? Точно ли умер, а?
Истопник.Да говорят же, умер, Фома Неверный!
Чиновник.А бальзамируют?
Истопник.Сейчас потрошат, а к вечеру и бальзамируют.
Чиновник.Ну, значит, умер! Слава Те, Господи!.. (Крестится.)Аллилуия, аллилуия и паки [51] аллилуия! С новым государем, кум! Поцелуемся…
Истопник.Ну тебя, отстань! Вишь, нализался…
51
Снова (церковнослав.).
Чиновник.Выпил, брат, есть грех, да как на радостях-то не выпить. Весь город пьян – в погребах ни бутылки шампанского. А на улицах-то – народу тьма-тьмущая. Снуют, бегают, словно ошалели все – обнимаются, целуются, как в Светлое Христово Воскресение. И денек-то выдался светлый такой, – то все была слякоть да темень, а нынче с утра солнышко, будто нарочно для праздника. Ну, да и подлинно праздник – Воскресение, Воскресение России… Ура!
Истопник.Тише ты! Услышат – долго ли до греха? – беды с тобой наживешь…
Чиновник.Небось, кум, теперь – свобода… Иду я давеча сюда по Мойке, а навстречу офицер гусарский по самой середине панели верхом скачет, кричит: «Свобода! Гуляй, душа, – все позволено!»
Истопник.Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела… Да ну же, ступай, говорят, ступай – слышь,
Истопник и чиновник уходят направо. Роджерсон и Марин входят на нижнюю площадку слева.
Марин.Пойду, доложу его сиятельству.
Роджерсон.Попросите же, чтоб граф поосторожнее, а то, ежели опять, как давеча, – я ни за что не отвечаю – рассудка может лишиться.
Марин.Слушаю-с.
Марин, взойдя по лестнице, уходит направо. Роджерсон – налево. Кн. Платон Зубов и обер-церемониймейстер граф Головкин входят на верхнюю площадку слева.
Платон Зубов.Всем чинам военным и гражданским в Зимний дворец, в Большую церковь съезжаться для учинения присяги. Митрополита и духовенство повестить не забудьте.
Головкин.Митрополит внизу, в церкви ждет.
Платон Зубов.Зачем? Кто просил?
Головкин.Сам приехал. Панихиды служить.
Платон Зубов.Панихид не будет, пока тело не выставят. Так и скажите дураку – пусть во дворец едет.
Головкин.Слушаю-с.
Платон Зубов.Eh bien, comte, qu’est ce qu’on dit du changement? [52]
Головкин.Mon prince, on dit que vous avez et'e un des romains. [53]
52
Ну, граф, что говорят о перемене? (франц.)
53
Говорят, князь, что вы были одним из римлян (франц.).
Платон Зубов.Да, дело было жаркое – потрудились мы на пользу отечества…
Уходят. Александр входит на нижнюю площадку слева. Елизавета и Роджерсон ведут его под руки.
Роджерсон.Потихоньку, потихоньку, ваше величество! Присядьте, отдохнуть извольте…
Камер-лакей приносит стул и уходит. Александр садится. Елизавета дает ему нюхать спирт.
Александр.Ничего… прошло… Только вот голова немного… Все забываю… Что, бишь, я говорил-то, Лизанька? А?
Елизавета.Об отречении, Саша!
Роджерсон, взойдя по лестнице, уходит направо.
Александр.Да, отречение… А ты мне что? Вот опять забыл…
Елизавета.Я говорила, что сейчас нельзя – после…
Александр.После… После… Всю жизнь… Всегда – каждый день, каждый час, каждую минуту – то же, что сейчас вот – это – и больше ничего… Как с этим жить, как с этим царствовать? Ты знаешь?.. Я не знаю… Я не могу… Пусть кто может… А я не могу…