Бриг «Три лилии»
Шрифт:
— То есть… как же?.. — забормотал Енсе-Цыган.
— Ох, уж эти мужчины — не могут, чтобы не ломаться! рассердилась бабушка и усадила Цыгана силой, так что пружины взвизгнули.
Из каморки выглянуло заспанное лицо Миккельсонастаршего. И ему досталось под горячую руку.
— Живей неси лекарство, чего рот разинул!
Миккель и безмерно счастливый Боббе уже скрылись в дровяном сарае. Туа-Туа раздувала уголья. Бабушка поставила на плиту кастрюлю, в которой был налит квас с молоком.
— А тощий-то какой! Знать,
Цыган только глазами хлопал, глядя, как на столе появляются зельц и ржаной хлеб. Бабушка была в ударе.
Вообще-то она припасла зельц ко дню рождения Петруса Юханнеса, ну да чего там!
— Тебя только за смертью посылать! — прикрикнула она на Миккельсона-старшего.
Наконец появился сундучок, и бабушка вытащила мазь на змеином жиру, овечье сало, бинт, палочки для лубка. Посреди кухни поставили на пол таз с теплой водой.
Бабушка пустила в воду мыло и стала отмывать вывихнутую ногу.
На твоем просторе,Морюшко ты, море!..напевала бабушка Тювесон, словно уплыла бог весть куда.
Вдруг, да так, что никто и глазом моргнуть не успел, она ухватила Цыганову ногу левой рукой, а правой дернула ступню.
Цыган подскочил с диким воплем, будто в него всадили нож. Таз опрокинулся, грязная вода выплеснулась на чистые бабушкины половики.
Грязь не сало,Потер и отстало,— весело пропела бабушка и закурила трубочку. — Главное, нога вправлена. С вывихом вредно зельц глотать.
Цыган сидел белый как бумага.
— Чего рот разинул, Миккель? — всполошилась бабушка. Подсоби придвинуть его к столу. Надо же поесть человеку.
Туа-Туа стояла в углу и ревела.
— Это чей бидон там прохудился? — прищурилась бабушка.
Миккель обиделся.
— Что ты, бабушка, не видишь — она расстроилась! А ежели человек расстроился, его, может, надо в покое оставить.
— Прав Миккель, — сказал Миккельсон-старший. — Иди, Туа-Туа, в мамину каморку, отдохни чуток. Потом расскажешь, коли есть что рассказать.
— «Потом, потом»! — всхлипнула Туа-Туа. — Знаю я, что будет потом. Я убежала от тетушки Гедды. Хотите выгонять, так выгоняйте сразу!
— Почему же ты убежала, дитятко? — спросила бабушка, нарезая зельц.
Туа-Туа посмотрела на зельц и глотнула, потом глянула на Миккеля и опять глотнула.
— Потому что я люблю…
— …зельц? — спросила бабушка, обсасывая сальную шкурку.
Туа-Туа затрясла головой:
— Зельц тоже, но еще… еще больше…
Она спрятала лицо в ладони и выбежала. Миккель побагровел.
— Ко…коли ничего срочного нет, — заговорил он наконец, — пойду на двор, подышу.
— Иди, иди, — ответила бабушка. — А встретишь
Глава тридцать первая
КТО БЛЕЕТ В ПРИХОЖЕЙ
Енсе-Цыган всю свою жизнь бродил по дорогам. От этого развивается аппетит, да только на дороге хлеба не найдешь.
Лучшие в мире ковриги печет бабушка Тювесон из Льюнги. И Енсе принялся наверстывать упущенное. Он отрезал здоровенные ломти хлеба и клал на них толстые куски жирного зельца. Холодная жареная сельдь отправлялась следом за скумбриевой икрой. Когда бабушка налила ему пятую чашку кваса с молоком, он смог только кивнуть — до того у него был набит рот.
Зато Туа-Туа почти не ела. Стоило ей откусить кусочек, как тут же начинали капать слезы.
— Никогда, ни за что… — твердила она. — Пусть в Дании самые раскрасивые леса на свете, и пусть тетушка Гедда всех добрее… Все равно ничто… не может…
Миккель жевал поросячье ухо и никак не мог прожевать. В таких случаях единственное спасение — сметливая бабушка, такая, как у Миккеля Миккельсона. В самый разгар обеда ей вдруг загорелось мыть посуду. Ну и уронила тарелку, конечно, старая ворона.
И тоже давай охать:
— Хуже нет одной хозяйство вести в доме, где полно непутевых мужиков, — жаловалась она. — А тут еще, как на грех, глаза что ни день, то плоше. Хоть бы ты пособила, что ли, Туа-Туа, у тебя глаза молодые! Налила бы воды в таз да сполоснула тарелки…
Туа-Туа захлопотала с посудой и забыла про свое горе Бабушка удивленно вытерла слезы платком. Вот уж не ждала она, не ведала, что учителева дочка Туа-Туа Эсберг такая расторопная!
— А много ли тут дела-то! — Туа-Туа гордо повела подбородком. — Вы отдохните, бабушка, я сама управлюсь.
Солнце заглянуло в окна. Туа-Туа подняла нос и заметила, что стекла тоже протереть не худо. А натоптали-то — беда! Бабушка разрешит пол вымыть?
Бабушка разрешила.
— После обеда и займусь, — прощебетала Туа-Туа и рассмеялась в первый раз за много дней.
Цыган наконец-то оторвался от начисто вылизанной тарелки и сказал спасибо.
— А теперь что ж, пошли к ленсману, — сказал он.
Миккельсон-старший поглядел на Белую Чайку. Она стояла под дуплистой яблоней и обсыхала на солнце.
— М-м-м-м… — пробурчал он. — Нам туда вроде и ни к чему, но…
Туа-Туа оторвалась от своих дел:
— А зачем это Енсе понадобилось к ленсману?
Так и сказала «Енсе». Серые холодные глаза Цыгана заблестели.
— Подумаешь — овцу увел! — Туа-Туа сердито фыркнула. А если человек голодный? К тому же он говорит, что и не крал вовсе. А Белая Чайка раньше была его. Спросите сами Эббера, когда про польские рубины пойдете узнавать!