Бриллиант мутной воды
Шрифт:
Посреди комнаты стоял мокрый с головы до ног Максим.
— Какого черта ты облила меня ледяной водой? — вопрошал он у Ленки.
— Извините, промахнулась, хотела на стол попасть.
— Мы его уже успели потушить без тебя!
— Простите.
— Что вы тут делаете? — полюбопытствовал Лелик. — Шашлык жарите?
— Почти, — вздохнул Макс, снимая свитер, — из утятины. Вон, на том, что было когда-то столом, лежит то, что недавно походило на птичку.
— Утка не птица, — завела Лена.
— Сделай
— Фламэ!
— Неси!
Ленка ушла.
— А почему не на кухне печете? — недоумевал недалекий Лелик.
— Они еще в ванной козу держат, — сообщил Макс. — Шутники.
Лелик замер с открытым ртом.
— Вот, — сообщила Ленка, потрясая довольно большой емкостью из темно-зеленого стекла, — жидкость «Птоломей».
— Как? — восхитился Макс и выхватил у кухарки из рук бутылку. — «Птоломей»? Бьюсь об заклад, на этом заводе сидят двоечники. Они явно имели в виду Прометея, насколько помню, это он баловался с огнем и доигрался. Однако какая убойная штучка! Теперь понятно, почему птичка весело полыхала.
— Утка не птица, — с тупым упорством повторила Ленка, — каждому известно. Не птица.
— А кто?
— Пернатое!
— Ой, держите, сейчас упаду! — развеселился Макс. — Лена, ты гениальный зоолог.
— Хочешь сказать, что утка не пернатое? — пошла в атаку кухарка.
Лелик в ужасе оглядывал пейзаж. Я только диву давался. Ужин сгорел дотла, скатерть пропала, на ковре образовались прожженные проплешины, стол обгорел, хорошо хоть квартира цела осталась, а эти психи спорят, к какому виду относятся утки. Да хоть к аллигаторам! И почему молчит Нора?
— Лена, — ожила хозяйка, — ты этикетку видела?
— Нет.
— Так прочти, поинтересуйся.
Кухарка взяла бутылку.
— Вслух огласи, — велела Элеонора.
— «Жидкость для разжигания костров и каминов, — протянула Ленка, — огнеопасно, не давать детям». Катастрофа! Что мне всучили!
Макс опять засмеялся:
— Что просила, то и получила.
— Ладно, — подвела итог Нора, — больше фламэ готовить не стоит.
— Хорошо, — буркнула Ленка, — с французской кухней покончено, перейду на вьетнамскую.
— У меня приятель там был. В Ханое, — не к месту брякнул Лелик, — говорил, они яйца жутко готовят. Возьмут, закопают в землю, а потом через полгода вытаскивают, черные совсем, и лопают за милую душу.
— Вкусно? — оживился Максим.
— Не знаю, — наивно ответил Лелик. — Васька не пробовал, его сразу затошнило.
— Не надо вьетнамскую кухню, — быстро сказала Нора, — лучше чего попроще.
— Ладно, еще монгольскую не ели, — согласилась Ленка и ушла.
— О-о-о, — протянул Максим, — клево! Говорят, монголы
— Что? — не поняла Нора.
— Берут кусок свежей вырезки, — радостно пояснил приятель, — и засовывают под седло. Часа три скачут, потом вытаскивают мясо — и ням-ням.
— Прекрати врать! — подскочил я.
— Да вы не волнуйтесь, — вздохнул Макс. — Ну где Лене коня взять? И потом, вы ей не позволите несколько часов скакать!
Лелик тоненько захихикал:
— Весело у вас!
— Да уж, — ответил я, окидывая взглядом разгромленную гостиную, — что правда, то правда! Веселей некуда.
Глава 28
К Регине Глебовне я прибыл голодный и злой. Времени, чтобы заехать в какую-нибудь харчевню и бросить в бунтующий желудок хотя бы пару бутербродов, у меня не нашлось. Когда дама распахнула дверь, из глубин ее квартиры донесся такой восхитительный аромат гречневой каши, что я чуть было не застонал, но пришлось мило улыбнуться и спросить:
— Простите за столь бесцеремонный поздний визит, но я имею к вам дело, которое не терпит отлагательства. Вы Регина Глебовна?
— Да.
— Меня зовут Иван Павлович Подушкин, — лучился я улыбкой, — частный детектив.
— Кто? — изумилась хозяйка.
— Специалист, нанятый, чтобы распутать преступление, перед которым спасовала милиция.
— Вроде Ниро Вульфа? — неожиданно спросила Регина Глебовна.
Настал мой черед удивляться. Надо же, она читала Рекса Стаута!
— Скорей меня можно сравнить с Арчи Гудвином, — подхватил я тему.
Регина Глебовна посторонилась.
— Входите, а где ваш Ниро?
— Как и положено, сидит дома, он не любит выходить из квартиры, — охотно включился я в игру и начал расшнуровывать ботинки.
— Можете пройти так, — разрешила хозяйка.
— Нет-нет, нельзя топать в уличной обуви по чистым полам.
— Арчи не снимал туфли, — улыбнулась Регина Глебовна.
— У нас разное воспитание, — не растерялся я.
— Очень хорошие романы писал Рекс Стаут, — кивнула головой Регина Глебовна, — я даю их студентам вместо домашнего чтения. Проходите сюда.
Она толкнула дверь, и я очутился в небольшой комнате, забитой книгами и иконами. На одной стене плотно стояли стеллажи с изданиями на английском языке, с другой сурово смотрели лики святых. Кое-где горели лампады и пахло чем-то непонятным. Еще тут обнаружился письменный стол, заваленный бумагами, узкая кушетка, покрытая клетчатым пледом, два кресла и торшер. Регина Глебовна дернула за веревочку, свисавшую из-под абажура, села у стола и спокойно произнесла:
— Слушаю вас.
Ее лицо осталось в тени. Мне пришлось сесть в другое кресло, и я оказался в круге яркого света.