Бриллиантовая пыль
Шрифт:
Марго открыла несколько пачек с печеньем, аккуратно разложила в вазе разные его сорта и вернулась за стол. Опять села напротив старика.
Нет, почему он так таращится на нее? Надо уходить, увольняться скорее… Ее охватило какое-то непонятное предчувствие опасности… Она нервным движением поправила очки на носу и потянулась за кофе. Ее рука чуть дрогнула, когда она пыталась определить, куда дед наливал микстуру… в ту чашку, что стоит левее или правее? И взяла ту, в которой, как она видела в зеркальном отражении, не было лекарства.
Алексей Яковлевич, занятый своими мыслями, действительно напряженно вглядывался в ее лицо и ровно
В Архангельске на перрон железнодорожного вокзала Заморочнов сошел в числе первых – поезд еще даже не успел до конца остановиться. И сразу же направился в местное привокзальное отделение милиции. Там к его проблеме отнеслись с пониманием и мгновенно предоставили телефон. Но в девятом часу вечера в московском управлении уже не оказалось ни Саватеева, ни Никоненко. Тогда Алексей набрал мобильный номер майора.
– Слушаю, – донесся до него голос начальника.
– Виктор Петрович, это Заморочнов. Я прибыл в Архангельск, звоню из отделения милиции, с вокзала. Вам Саватеев докладывал про Иванову Риту, сотрудницу Журавлевой?
– Какого черта твой мобильник отключен? Не могу тебе дозвониться!
Сердце Заморочнова екнуло: раз Никоненко хотел с ним связаться, значит, что-то там такое интересное уже нашли!
– Батарея села, товарищ майор, – виновато сказал он в трубку.
– Вот вечно у тебя все не слава Богу! Хотел сказать – возвращайся немедленно! Бери обратный билет и назад!
– Почему? Я же к Легостаеву…
– Дело Журавлевой забрали в ФСБ, – не дал договорить ему майор. – Сегодня после обеда явились прямо сюда, в управление, и приказали передать им все документы. Так что с нас, собственно, теперь взятки гладки. Вот так, старший лейтенант, там тоже не просто так штаны протирают. Углядели они что-то серьезное в этом убийстве, может, даже с алмазами связанное, как ты и предполагал. А это, сам понимаешь, уже дело государственной важности.
– Так, может, я…
– Не может! Мне приказано прекратить всяческие телодвижения по этому делу! – загремел Никоненко. – Возвращайся. Тут по перестрелке в казино новые свидетели объявились, надо своей работой заниматься. Нечего попусту тратить время.
– А что с Ивановой Ритой, успели проверить?
– Не знаю. Во всяком случае, Саватеев должен был федералам все передать.
– А Зоя? Журавлева Зоя?
– Все, Заморочнов, все. Федералы сами разберутся с ними со всеми. Тебе велено возвращаться. Ты больше в это дело не лезь, иначе мы тут все схлопочем, сам знаешь. Бери билет и дуй обратно в Москву, – коротко ответил майор и отключился.
Заморочнов не знал, радоваться или огорчаться такому неожиданному повороту. С одной стороны, если за расследование взялась ФСБ, то он был прав и это не простое убийство из личных мотивов. С другой – он уже проделал столько работы и теперь, когда разгадка так близка, отстранен от следствия. Он копался в этом деле, доставал и анализировал убэповские
Сотрудники милиции, слышавшие этот разговор, сочувственно поглядывали на Алексея; он же стоял посреди комнаты, еще не понимая, что же ему делать… Потом рассеянно поблагодарил их за помощь и медленно поплелся к кассам вокзала. Глядя невидящими глазами на расписание поездов, Заморочнов неожиданно для себя самого вдруг принял решение: «А я ведь могу вернуться обратно самолетом. Так и быть, из своего кармана доплачу за билет, зато утром все же успею допросить Легостаева. Все равно выиграю время. А мобильник заряжать специально не буду, чтобы не доставали… И черт с ним, с выговором…»
В среду утром упрямец Заморочнов явился на контрольно-пропускной пункт СИЗО, находящегося на улице Попова. Здесь его ждало новое досадное разочарование: Легостаева только что увезли в прокуратуру. По поводу Зои, то есть Нины Журавлевой, кто-то из администрации тюрьмы сказал: да, приходила к подозреваемому такая женщина, документы у нее были в порядке, она адвокат. Но встречалась со своим подзащитным только один раз, больше ее здесь не видели. А адвокатов теперь у Легостаева целая свора – сегодня он уехал в сопровождении охраны и нового своего защитника, некоего Петрушина. Запрос из ФСБ? Нет не поступал, ничего такого не было…
Заморочнов сорвался в прокуратуру.
Там, у дверей здания, он увидел группу улыбающихся и пожимавших друг другу руки мужчин. Лицо одного показалось смутно знакомым даже издалека. Поддавшись безотчетному порыву, Заморочнов подошел ближе, показал свое удостоверение и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
– Вы Андрей Кириллович Легостаев?
Высокий видный мужчина в чуть мятой, несвежей одежде, продолжая улыбаться, ответил:
– Да.
«Вот это номер…». Заморочнов узнал эти черты. На него смотрел человек, фотографию которого он видел в квартире Нины Львовны Журавлевой. Только волосы его были покрыты сединой и лицо выглядело несколько старше, а улыбка – все та же. Кажется, головоломка, мучившая его в поезде, начала обретать решение: Журавлева и Легостаев – любовники! Значит, вот за что она боролась – за своего мужчину!
– Я веду разыскные мероприятия по делу убийства в Москве нотариуса Нины Львовны Журавлевой. У меня к вам несколько вопросов. Мы можем поговорить?
Улыбка исчезла с лица Легостаева, оно застыло непроницаемой маской, губы сжались в жесткую полоску.
– Вы были с ней в близких отношениях? Давно?
Легостаев будто онемел.
– Она решала вопросы вашего освобождения? Или, наоборот, способствовала вашему аресту? – глядя на него, продолжал сыщик.
В ответ – ни звука, только пристальный, смятенный взгляд.
Тут вмешался мужчина в темном плаще.
– Андрей Кириллович, я запрещаю вам отвечать на его вопросы, – предупредительно сказал он.
– На каком основании? – обернулся к нему Заморочнов.
Мужчина продемонстрировал старлею свое адвокатское удостоверение.
– Я его адвокат. Прокуратура уже сняла с Андрея Кирилловича часть обвинений. Только что его освободили из-под стражи под залог.
– А я вовсе не по этому делу, – заметил Заморочнов.
– Тем более, – мгновенно отреагировал адвокат. – Если есть основания – вызывайте повесткой. Пойдемте, Андрей Кириллович. Нас ждут.