Бриллианты из подворотни

Войнов Александр Иванович

Однажды Янкель сказал, что нужно съездить к Степе Домой и предупредить, чтобы он не опоздал к поезду. На вечер взяли билеты на Москву. Степа жил в деревне, ки­лометров в тридцати от города.

Когда таксист свернул с шоссе на проселочную дорогу него начало портиться настроение. Весна была ранняя и грязи было по щиколотку. Старый Степин домишко стоял в километре от трассы, на самом краю деревни. Таксист припарковался как мог на обочине дороги. Дальше Шлихт с Янкелем пошли пешком. Возле дома Стефана был пахотный клин, который они обходили минут десять.

Когда они вошли в дом, Степа, лежа на кровати, мирно спал. На столе стояла начатая бутылка коньяка и нехит­рая закуска. Несколько пустых коньячных бутылок ва­лялось

на полу. Они поняли, что на сегодня Степа ника­кой ценности как аферист не представляет. Не было даже смысла его будить, и они хотели тихонько уйти. Но тут он неожиданно открыл глаза и, поняв, зачем они приеха­ли, стал уверять Янкеля, что через двадцать минут будет в полной боевой готовности. Янкель сказал, что они бу­дут ждать в такси.

Чтобы добраться к машине, снова обошли пахотный клин. Таксист, узнав, что нужно подождать с полчаса, потребовал доплаты. Они сели в машину. Из окна был хорошо виден Степин двор и дом.

Вскоре открылась калитка, и появился Стефан. На нем был темно-синий плащ, дорогой черный костюм, белая рубашка и галстук, на ногах лакированные туфли, а на голове — старомодная темно-синяя фетровая шляпа. В руках Стефан держал кейс из крокодиловой кожи и авто­матический зонт. На фоне деревни вид у него был внуши­тельный. Но для того, чтобы не запачкать обувь, Степа шел на маленькую хитрость. Он надевал на туфли старые калоши, доходил в них до трассы и прятал в кустах, а когда возвращался, забирал калоши домой.

Степа топтался на месте, решая, как ему лучше прой­ти к машине. У него было два пути. Первый — это обой­ти пахотный клин, а второй — пойти напрямик. Всю зиму он ходил по пахоте и протоптал узенькую тропинку. На пахоте снег уже растаял, а на тропинке был еще утоптанный ледок, и он не так легко поддавался солнцу. Немного поколебавшись, Степа решил пройти на прямик, тем более что он был на веселее и в калошах. Половину пахоты он прошел благополучно. Но в какой-то момент его кач­нуло, и одной ногой он ступил в жирный чернозем. Нога, попавшая в грязь, стала весить килограмма на два боль­ше. У него сразу же сместился центр тяжести. При следу­ющем шаге его качнуло в другую сторону, и другая нога ушла в грязь. Степа уперся зонтом в спасительную тро­пинку и мужественно вытащил ногу на поверхность. Сде­лав шага три — четыре, он дважды оказывался по ту или другую сторону дорожки. Теперь галош не было видно, а Стефан походкой напоминал водолаза, медленно идуще­го по морскому дну.

Шлихт с Янкелем вышли из машины и молча наблю­дали за его передвижением. Первым не выдержал Янкель.

— Поворачивай обратно! — крикнул он. Степа по­вернулся и с тоской посмотрел назад. Он прошел ровно половину пахоты. Поворачивать не было смысла, и он смело шагнул вперед. Издали казалось, что он был обут в гигантские лапти, которые росли с каждым шагом. До спасительной дороги оставалось метров десять, когда Степа не удержал равновесие и упал лицом в весеннюю грязь. Несколько секунд он лежал неподвижно, но так как характер имел бойцовский, бодро прополз несколько метров. Автоматический зонт и кейс из крокодиловой кожи остались по разные стороны дорожки. Было видно, го силы у Стефана на исходе. Он сделал еще несколько поступательных движений и замер.

Янкель и Шлихт поддерживали его добрым словом и советом. Степа повернулся на бок, достал из бокового кармана плаща плоскую флягу с коньяком, с которой никогда не расставался, сделал несколько внушительных глотков и прополз еще сантиметров тридцать. Тут им ста­ло ясно, что без посторонней помощи ему не выбраться. Шлихт спросил у шофера, есть ли у него буксирный трос. Трос нашелся. Это была обыкновенная толстая веревка. Шлихт собрал ее кольцами и, держа в руках один конец, бросил ее Стефану. Вместе с таксистом вытащили его на сухое место. Нечего и говорить, что в этот момент он мало напоминал иностранца.

Шлихт с Янкелем заехали

за третьим партнером и вечером уехали в Москву. Шлихт занял место Степы и стал «иностранцем».

«Шнеер»

Куранты пробили десять раз. Четко чеканя шаг, два оловянных солдатика вышли откуда-то из-за Кремля и с последним ударом курантов, сменив двух таких же исту­канов, замерли у входа в Мавзолей, взяв ружья на караул.

В это же время радужно распахнули двери такие тор­говые гиганты как ГУМ и ЦУМ. Эти универмаги соеди­нялись между собой узкой улочкой под названием 25-ле­тие Октября или просто Никольской. Помимо ЦУМа и ГУМа, здесь было множество магазинов помельче. В об­щем, купить здесь было можно почти все. Недостатка в покупателях не было. Сюда съезжались спекулянты со всей страны.

По Никольской в сторону Красной площади с неболь­шим интервалом двигались трое. Первым шел молодой парень, безукоризненно выглядевший даже на фоне сто­личной публики. Каждая вещь, одетая на нем, свидетель­ствовала о заграничном происхождении. Он шел не спеша, рассматривая витрины магазинов. Вторым, не теряя из виду первого, шествовал уверенной походкой солид­ный мужчина лет за пятьдесят, одетый дорого и доброт­но. Каждый признал бы в нем коренного москвича. Тре­тьим шел неприметный мужичок неопределенного возра­ста, которого можно было принять за обыкновенного служащего, идущего на работу. Эта тройка двигалась невидимо синхронно. Стоило остановиться идущему впе­реди молодому щеголю, как тут же останавливались и два других участника невидимой связки. Как только моло­дой человек, окончив рассматривать что-то заинтересо­вавшее его в витрине магазина, продолжал движение, двое не спеша, тоже шли за ним. Среди толпы эта тройка ни­чем не выделялась. Обычные московские пешеходы.

Внимание молодого человека привлекли двое идущих навстречу узбеков. В руках у обоих были пакеты с фир­менной ГУМовской упаковкой. Один из них был одет в темный костюм, пальто и ботинки, второй был в ватном халате, сапогах и тюбетейке. По возрасту, он годился пер­вому в отцы. Когда узбеки поравнялись с молодым чело­веком, тот шагнул навстречу и, мягко, застенчиво улыба­ясь, на ломаном русском вежливо у них спросил, не знают ли они, где находится комиссионный магазин. При том молодой человек, извиняясь по-чешски и по-русски, объяснил, что он иностранец, турист из Чехословакии. Узбеки остановились, старший что-то сказал младшему по-узбекски, и тот начал объяснять иностранцу, что они не местные. Чех понимающе кивнул, остановил проходящего мимо солидного москвича и на ломаном русско-чешском языке спросил, как пройти к комиссионному магазину. И уже всем троим начал объяснять, что едет в составе туристической группы. В дороге они растратились и испытывают крайнюю нужду в русских деньгах. Но у них есть много разных вещей, которые они хотели бы продать в комиссионный магазин. И он начал перечис­лять все, что они везут. Оказалось, что это масса полез­ных и нужных вещей: дубленки, шубы, кожаные плащи и пиджаки, мужская и женская обувь, часы, радио- и ви­деоаппаратура. Все это богатство они хотели бы продать за советские рубли. Москвич понимающе улыбнулся и, призвав в свидетели узбеков, принялся объяснять неопыт­ному чеху, что если они сдадут вещи в комиссионку, то сразу денег не получат. Им долго придется их ждать.

Чех сокрушался: ждать они не могут, потому что се­годня едут в Ленинград. Тогда москвич предложил та­кой выход. Он вместе с этими людьми, указав на узбеков, могли бы купить у них часть вещей за наличные деньги.

— Вот, к примеру, сколько стоит у вас дубленка, ко­жаный плащ и женские сапоги? — спросил он.

Иностранец ответил, что канадская дубленка сто­ит двести рублей, итальянский кожаный плащ — сто пятьдесят, а английские кожаные сапоги — восемьде­сят рублей.

Узбеки, услышав такие цены, согласно закивали го­ловами.