Британия в новое время (XVI-XVII вв.)

Черчилль Уинстон

Тогда Пим и его коллеги решили нанести графу смертельный удар. Генри Вэн-младший, сын сэра Генри Вэна, секретаря Тайного совета, стремился добиться известности любой ценой. Этот молодой человек вероломно (что впоследствии стоило ему жизни) похитил у своего отца записку, которую тот сохранил после заседания Совета 5 мая 1640 г. На основании этого документа Страффорду приписывались некие загадочные слова: «Все, что позволяет власть, должно быть сделано, и это обязаны предпринять вы. Они отказались, и вы оправданы перед Богом и людьми. У вас есть армия в Ирландии, которую вы можете развернуть здесь, чтобы покорить эту страну. Шотландия не продержится и пяти месяцев».

Палата общин объявила, что эта записка является доказательством вины Страффорда, якобы советовавшего использовать ирландскую армию против Англии. Как можно понять из контекста, на деле речь шла о Шотландии, которая на момент написания этих слов

действительно бунтовала против короля. Генри Вэн, секретарь Тайного совета, под перекрестным допросом не смог (или не захотел) сказать, означают ли слова «эта страна» Англию или Шотландию. Другие члены Совета, отвечая на этот вопрос, заявили, что не припоминают этих слов; что на заседании рассматривались средства усмирения Шотландии, а не Англии; что они никогда не слышали ни малейшего намека на применение ирландской армии против какой-либо страны, кроме Шотландии. Разумеется, все присутствовавшие понимали, что после успешного использования этих войск в северном королевстве им можно найти применение и в другом месте, но вопрос об этом не стоял. Страффорд ответил за всех:

«Чего еще можно ждать, если слова, произнесенные в королевском Тайном совете, слова, понятые наполовину или неправильно, превращаются в преступление? Теперь уже ни у кого не хватит смелости открыто выражать свои взгляды перед королем». Юристы также встали на сторону обвиняемого. Никто не сомневался, что Страффорд выиграл дело. Палата общин, обескураженная таким поворотом событий, заявила о выдвижении новых доказательств вины королевского фаворита. Страффорд потребовал, чтобы в таком случае ему предоставили подобное же право. Лорды высказались в его пользу. После этого в зале послышались громкие крики собравшихся там членов палаты общин: «Лишить! Лишить!». Все парламентарии снова собрались в часовне св. Стефана и заперлись там. Неужели этому врагу английской свободы суждено добиться оправдания в ходе судебного процесса? Он был их противником, и они жаждали его крови. Даже если Страффорд избежит наказания по суду — он будет объявлен виновным актом парламента. Пим и Гемпден не стали сами выдвигать против графа билль о парламентском осуждении, но подвигли на это одного из своих верных сторонников. Когда же предложение было внесено, они поддержали его, использовав все свое влияние и угрозы взбунтовавшегося города. Лорды не обратили особого внимания на действия нижней палаты и с явной симпатией выслушали последнее слово Страффорда. Ему удалось вызвать отклик в их сердцах:

«Милорды, мои невзгоды временны, а ваши будут постоянны, и если только ваша мудрость не предотвратит этого, то пролитие моей крови проложит путь к пролитию вашей. Вы, ваши потомки и ваше благосостояние — все поставлено на карту, если эти джентльмены начнут действовать против вас; тогда вашим друзьям и советникам откажут в доступе к вам; ваших врагов допустят свидетельствовать против вас; каждое ваше слово, каждое намерение, каждый шаг будут считаться предательством. Я предоставляю вам решать, какие опасные последствия могут иметь эти недавние прецеденты.

Эти джентльмены говорят, что защищают страну от моих своевольных законов. Позвольте мне сказать, что это я защищаю страну от их измены. Если вы будете и дальше терпеть их действия, то какой ущерб будет нанесен королю и стране — ведь вы и ваши потомки будете отстранены от участия в делах королевства… Я надеюсь, что лучшая часть Англии понимает, что своим несчастьем я доказал мою верность Господу, королю и стране».

Палата общин все же приняла билль об опале, содержащий осуждение Страффорда за государственную измену. Двадцать первого апреля 1640 г. за это решение проголосовало двести четыре человека, против — пятьдесят девять. Одним из тех, кто оказался в меньшинстве, был лорд Дигби, избранный в парламент как один из ведущих оппонентов короны. Его сразу же стали подозревать в тайной поддержке короля. Имена пятидесяти девяти голосовавших против билля были распространены по городу и за его пределами как имена изменников, защищающих предателя. Толпы людей, скопившиеся на подступах к часовне св. Стефана, вели себя все более агрессивно. Среди парламентариев напряжение было так велико, что, когда наверху что-то скрипнуло, они решили — повторяется «Пороховой заговор». Пэры, настроенные благосклонно в отношении Страффорда, увидев окружавшее их безумие, заколебались. Когда Генеральный солиситор [88] Оливер Сент-Джон на совместном заседании палат выступил в поддержку обвинения Страффорда, он использовал не аргументы права, а аргументы революции. Парламент не был, подобно судам, связан существующими законами, но мог принять новые, более соответствующие сложившимся обстоятельствам. Единственное, чем он руководствовался — общественное благо. Как политический орган,

парламент выражал интересы всех — от короля до нищего, он мог пренебречь интересами или даже справедливостью в отношении отдельного человека ради блага всех, мог, образно говоря, вскрыть вену, чтобы выпустить дурную кровь и тем самым оздоровить организм. Всегда считалось, что нарушение закона — преступление, но там, где нет закона, не может быть и нарушения его. Но парламентарии не хотели применять этот принцип к человеку, желавшему, как они были уверены, уничтожить все законы. «Никогда не считалось жестоким или бесчестным, — сказал Сент-Джон, — убивать лисиц и волков ударом по голове, потому что они хищники. Их уничтожают ради сохранения полезных животных».

88

Генеральный солиситор — один из советников короля по юридическим вопросам, входил в число членов Тайного совета. — Прим. ред.

Когда Страффорд услышал эти слова, призывающие к мщению, то поднял руки над головой, словно взывая о милости к небесам. Теперь он знал, что все кончено. Только половина из присутствовавших на заседании лордов осмелилась голосовать против билля, и он был вынужден встретить свою печальную участь. Многие были убеждены, что если Страффорд будет на свободе, то король использует этого человека для войны с парламентом. Как жестоко заметил граф Эссекс, сын фаворита королевы Елизаветы, «у мертвеца нет друзей».

Однако призрачные шансы спасти Страффорда еще сохранялись. Карл попытался взять под свой контроль Тауэр и таким образом освободить пленника. Но начальник тюрьмы, сэр Уильям Бальфур, закрыл ворота перед присланным королем отрядом. Он также с презрением отверг огромную взятку, предложенную ему самим Страффордом. На улицах Лондона раздавались крики: «Справедливость!». Толпа в несколько тысяч человек, многие из которых были вооружены, появилась перед королевским дворцом, требуя головы Страффорда. В парламенте уже ходили слухи о выдвижении обвинений против королевы. Король оказался в такой критической ситуации, с которой не сталкивался ни один из его предшественников.

Вопрос уже стоял не о том, сможет ли он спасти Страффорда, а о том, сохранится ли в Англии королевская власть. Карл обратился за помощью к епископам, и те, за исключением двоих, посоветовали ему поступить в отношении Страффорда не с позиции человека, а с позиции монарха, даже несмотря на обуревавшие его чувства. Сам Страффорд попытался спасти честь короля. В благородном письме, написанном еще до голосования в палате лордов, он настойчиво просил короля не давать никаких обещаний, чтобы не ставить под угрозу существование монархии и мир в королевстве. В конце концов Карл сдался и подписал парламентский билль, осуждающий Страффорда. Согласие на казнь верного сторонника далось королю с большим трудом, и совесть мучила его до конца дней. Не имея покоя, Карл, вопреки всем традициям и правилам этикета, не принимая во внимание угрозу потерять свое монаршее достоинство, уже на следующий день послал юного принца Уэльского в палату лордов с просьбой заменить смертную казнь пожизненным заключением. Пэры отказали принцу, а затем отклонили и прошение об отсрочке казни на несколько дней, не дав своей жертве привести в порядок свои земные дела.

Никогда еще Лондон не видел такого огромного стечения народа на месте казни. Страффорд принял смерть мужественно и достойно. Вне сомнений, это был человек выдающихся дарований, действиями которого руководило честолюбие. Он стремился к власти, поддерживая парламент, но обрел ее, став сторонником короны. Он поставил свой сильный характер на службу государственной системе. Обстоятельства процесса над Страффордом и осуждение его в государственной измене навлекли позор на его преследователей: они убили человека, которого не смогли осудить. Но необходимо признать, что Страффорд, если бы он остался жив и сохранил власть, возможно, еще в течение долгого времени препятствовал бы свободному развитию английского общества.

Суд над Страффордом и его казнь поглотили все внимание Карла, отвлекая короля от других дел. Билль, предусматривавший созыв парламента по меньшей мере один раз в три года, даже вопреки желанию короны, положил конец системе личного правления, созданной Карлом.

Парламент выдал королю на один год разрешение на таможенные сборы, но еще раз заявил о том, что практика взимания «корабельных денег» незаконна, и потребовал возмещения ущерба, понесенного теми, кто сопротивлялся указам короля. Карл волей-неволей согласился с этим. Но самым большим ударом для него стало вынужденное признание постоянного принципа работы парламента — меры, направленной на то, чтобы «предотвратить неудобство, могущее произойти при несвоевременном перерыве в работе или роспуске нынешнего парламента».