Броневой
Шрифт:
Опытный старик отметил про себя то, что днём раньше, возможно, обнаружила Элена Прекрасная. В молодом нубе горела не скрываемая и потому очень яркая и заметная дьявольщинка. Деталь, которая обычно напрочь отсутствовала в поведении стандартного, начинающего «пушечного мяса». Малярийкин, по мнению Гойгу, не просто учился управлять танком. Малярияйкин — учился убивать.
Он не задавал ни одного вопроса, свойственного новичкам. Его не интересовали призовые деньги, он не скулил насчёт своих шансов на выживание в первом бою (который большинство новобранцев обычно не переживали без реанимации). Статистика смертности и ранений также не волновала Малярийкина. Видя подобную «стоическую отрешенность», Гойгу решил, что будет помогать молодому
Странно, но если бы старый Гойгу рассказал о таких подробностях самому Малярийкину, тот бы не удивился. Ему, правда, было насрать практически на всё. Единственное что он желал отыскать на поле и в своей жизни — машинку Шапронова. Какую бы цену не пришлось для этого заплатить.
Четыре часа сна промелькнули пулей в смотровой каморке Гойгу. Смотровой каморка называлась, так как размещалась на верхнем (третьем) этаже здания АБП, которое отделяло (своим первым этажом и ржавыми воротами) танковый полигон от грунтовой дороги в Скайбокс. Внешне помещение походило, скорее, на какую-то диспетчерскую, поскольку имело широкое наклонное остекление и никаких штор. Почему она была именно «смотровой» и именно «каморкой», Маляр понятия не имел. К техническим регламентам здания сие название отношения также не имело. Просто так называл свои апартаменты старший старшина. Кстати, выражение «старший старшина», насколько в первый же момент знакомства с Гойгу допёр Малярийкин, когда-то честно оттабанивший пару лет в армейке, было своего рода стёбом. Это Гойгу так над собой издевался. А также над подопечными. Зато, в отличие от «командоров» и «генералиссимусов» КТОшной табели о рангах, звание Гойгу было реальным, армейским. И получил он его не за игровые бои на КТОшных локациях, а за реальное участие в кровавых боевых действиях последней войны. Возможно, шутливая приставка «старший» к званию «старшина» говорила именно об этом.
Фактически, перед боем Маляр не покидал полигона. И, таким образом, оказался на точке сбора первым. От данного сомнительного преимущества, впрочем, Малярийкин кайфа не получил. Скорее, наоборот. Незадолго до соревнований, перед самым рассветом, его очень звучно разбудил старший старшина.
— Подъём, боец! Жрать! Пить! Встать! Быстр-а! — С этой многозначительной репликой Гойгу протянул подопечному вонючий какао и толстый бутерброд.
Маляр протёр глаза, потом бросил взгляд на часы.
— А чё случилось? Чё рано то так? — После бессонной ночи и короткого утреннего сна голова словно «плыла». И всё же привычки, наработанные ещё в Наш-ангаре в неудачные голодные годы, оставались сильными. Без всякого участия головы руки сами потянулись к бутеру и быстренько транспортировали кусок в рот.
Гойгу почесал маковку. Обоими, освободившимися после передачи кофе руками.
— А, ну да, информация! — злорадно воскликнул он. — Значит, докладываю. Ночью примчалась Лена. Велела поставить тебе новое орудие. Мои реммехи возились пока ты дрых. Пушка — прокачаный до М2 Смоки. Это средний калибр. Как раз для нубов, вроде тебя. От учебки отличается мало. Дешёвая модель, простая как сапог. Отлично подходит для шустрых корпусов, вроде первого васпа. Лавируй с ней, шмаляй, уносись. Высокая кучность при стрельбе. Хорошая скорострельность. Пробивная способность небольшая, достойный урон можно нанести на близкой и средней дистанции. Если вздумаешь жечь лобовую броню в корпусах высокого уровня — только в упор. То есть проще самому застрелиться. Уяснил?
— Уяснил… в смысле, так точно, товарищ старший старшина! Всё, я пошёл! — Малярийкин запихал в рот остатки бутерброда, плеснул в рот какао-кипяток (судя по вкусу имевший такое же отношение к какао, как мухомор к жульену), обжёг язык, матюкнулся, сбегал отлил, умылся, натянул штаны и прочие причиндалы. Вылетел на полигон. Возле внешней стены АБП, то есть там же, где вчера бросили, высился блестящим верблюжим горбом его вчерашний, уже обожаемый танк.
Малярийкин
Малярийкин сплюнул. Этакое чудное солнышко и погода, по личному, Малярийкиновскому, не высказанному мнению, не соответствовали предстоящей кровавой оказии с танкистами-гладиаторами. С этой стороны и ракурса васп действительно походил на верблюжий горб. Если не видеть орудийный ствол. С ним … с ним контур васпа напоминал нечто другое. Не розовое. Более матерное. В любом случае, боевая бронированная машина на рассвете выглядела интересно. Наверное — как всё на рассвете. Кроме, разумеется, трупа. Трупа танктиста, например.
Отбросив пессимистический настрой, Малярийкин быстро залез внутрь корпуса, оплёл себя ремнями, активировал электронные боевые системы и принялся ждать.
Насколько помнил Маляр по армейке, танки и вообще, тяжёлую бронетехнику вроде САУ у них в дивизионной артиллерии называли «сундуками».
Сундук, тук-тук.
Веселый стук.
Соси снаряд, мой юный друг!
— прошептал себе под нос старую армейскую прибаутку Малярийкин.
В следующее мгновение динамиках прозвучал сигнал к бою. Двадцать «сундуков» рванули с места мгновенно. Но хаотично. Как показалось Малярийкину (и было, к слову, на самом деле) нубы из его группы рванули на форсаже в разные стороны просто, чтобы не стоять на месте. Ни тактики и какого-то сложного и заранее продуманного рисунка боя здесь не следовало искать. Если бы в группе были опытные бойцы — возможно. За линией хаотичных передвижений и рывков могла скрываться более сложная тактика чем «кричи и беги». Но с нубами — никак нет.
Воздух разрезал огонь! Эх, красиво, подумал Малярийкин. Яркие вспышки. Грозное уханье. Малярийкин вопреки совету старого Гойгу гермошлем не надел. Ну ещё бы — начитался перед боем советов и инструкций. Вместо гермошлема на его бошке красовались объемные специализированные наушники. Они и от ударной волны могли перепоночки защитить и от громких звуков изолировали. Разрывы снарядов и их заунывный вой Малярийкин ощущал лишь как незначительный (но здорово раздражающий) глухой шум.
Как и траектории движения боевых машин, судорожные залпы башенных орудий, похожие по систематичности и упорядоченности скорее на чихание туберкулёзника, чем на артиллерийскую стрельбу, выпинывали в небо снаряды наобум. Наспех, без дела, в молоко. Будто начинающим игрокам было не жалко боезапаса. Будто начинающим игрокам было не страшно открыто, в столь ограниченной по масштабам локации такими выстрелами обозначать себя.
Но Малярийкин провёл с Гойгу достаточно много времени вчера, чтобы знать — всё именно так. Нубы не боятся обозначаться и им не жалко боезапаса. Ведь по статистике большинство из них даже из группы не выйдет и умрёт/обгорит в первом же бою. К чему тогда экономить? Пали, сука. Пали!
— Ну, правильно, чё снаряды жалеть? Всё они равно казённые. Да и дохнуть скоро, да? — Обронил Малярийкин себе под нос. Его левая ладонь нервно подрагивала на пульте управления, а правая — теребила один из рычагов, словно сиську любимой девки. Эх, Ника, Ника, где ты сейчас? А впрочем, молиться в такой ситуации следует Элене. Прекрасной. Вот, было бы прекрасно вылезти из этого суматошного компота живым и невредимым. С ногами-руками. «Да брось, Петя! — попрекнул себя Малярийкин. — Хотя бы живым».