Броневой
Шрифт:
Чтобы Леночка была рядом. Тупо. Хотя бы раз в день. Полчаса. Просто, рядом, чтобы можно было с ней тихим голосом потрещать, видеть её гладенькие километровые ножки, вдыхать чудесный (после ГСМ то!) аромат женских духов. А может быть и дотронуться. Если случайно повезет. Даже так. Для урода Малярийкина в случае с красавицей Эленой, в натуре, это был почти грязный секс.
6. секс
Из серьёзных изменений, произошедших с Малярийкиным после бегства из Наш-ангара было изменение внешности. Элена посоветовала ему отращивать бороду и усы. На всякий случай. Безусловно, такая примитивная «маскировка» не могла спрятать бывшего автомеха от заинтересованных глаз. Однако, учитывая, что его не искали специально (а
Чтобы Маляр меньше заморачивался, на следующий серьезный бой Гойгу подогнал танк к новому полигону самолично. Старая, злая локация «Тотенкопф» была хорошо ему знакома. Когда-то он обучался азам именно здесь, на северо-востоке тогда ещё Новосибирска. Жаль Малярийкина привести сюда ночью было нельзя — комендант полигона как и Гойгу был родом из прошлой жизни — тупой упёртый кретин с субординацией вместо мозгов, уставом вместо морали и идиотской верой во всё правильное. Тренировки в неурочный час в «правильную» схему не вписывались. Всё.
Не имея преимущества, доставшегося в прошлый раз, Маляр уныло влез в танк и выехал на южный край полигона. Занял положенное место у флажка. Обозрел окрестности. Видимость была — отстой. Потом обозрел себя.
Доставшийся по наследству от Сергея Кужугетовича костюм из меташёлка (упомянутая Гойгу альфа-защита) казался узковат, непривычно жал плечи. Пожалуй, прикинул Малярийкин, старший старшина в его, Малярийкина, годы был тощеват. Выше ростом — да. Но это потому, что ниже Малярийкина вообще трудно было найти из мужиков старше шестнадцати. А вот в ширину — субтильней. Посему и одевать меташёлк Малярийкин примострячился под комбинезон. А не на комбинезон. Иначе двигаться было совсем проблематично.
После себя, Маляр оглядел кабину. Медленно выдохнул, заворожено топорща глазки во фронтальный монитор. На мониторе поверх пейзажа локации горела цветастыми красками турнирная таблица. С нулями. Ещё три монитора живописали Малярийкину местность по бокам и с кормы. В целом получался обзор на триста шестьдесят градусов. На переднем мониторе также красовался экран коллиматорного прицела с оптической сеткой и счётчиком дальномера. Практично. Удобно. Но только до тех пор, пока камеры за бортом функционируют. Микроскопические головки видеокамер прятались в конусообразных пазах, уходящих в броню на десять и более сантиметров. Однако иногда это не спасало. В очень большом количестве «иногда». По этой причине в старых моделях осмотр местности можно было осуществлять через специальный обзорный люк. Чтобы непосредственно, глазками. В васпе обзорный люк не предусматривался. Соответственно, выход из строй камер или прицельной оптики означал сдачу боя. Проигрыш. Мда, против прогресса не попрёшь. Либо воюешь с навороченной системой видеонаблюдения, либо не воюешь вообще. Ладно. Это была не проблема. Проблема заключалась в другом.
На фронтальном экране помимо прочей лабуды разместился ещё и таймер. Он отсчитывал время до начала боя. Его оставалось совсем с гулькин нос. Секунд пять, десять или около того. А Малярийкин был — не готов. Нет, он чувствовал танк, отлично знал управляющий интерфейс, прекрасно помнил правила игрового боя и даже немного успел что-то прочитать про противников. Но всё же был — не готов. Тактически. И морально. Что будет делать после «гонга», а точнее зеленого сигнала к началу игрового сражения, Малярийкин не знал. Вчера вечером, вызваный Леной по каким-то ихним секретным, хитро-мудрым делам, Гойгу отсутствовал на полигоне. И ничего подробно рассказать про Тотенкопф не успел. Малярийкин готовился к бою самостоятельно. А как готовиться к бою нуб? Ну, кроме того, что боиться?
Маляр перечитал про Тотенкопф и «начальные» схватки для нубов всё, что можно. Выжег глазами и стёр пальцами карту локации. Исчёркал её, так ничего не поняв и не решив для себя ничего путёвого.
А вот маленькие локации «для нубов», а также «для тренировки топов» строили искусственно. Но по-разному. Ливан, например, отсыпали песком и щебнем, делали насыпи, ставили дешевыё ангары и коробчатые строения. А вот Тотенкопф …
Тотенкопф преставлял собой на первый взгляд некий средне-европейский, немецкий или прибалтийский город а ля Ревель или Нюрнберг трёхсотлетней давности.
Но очень навороченный.
Улочек здесь было столько и конфигурацию они имели такую сложную и перепутанную, что рыцари и бюргеры средневековой Германии повесились бы от злости, предварительно покрыв русским матом всех строителей на свете.
Улочки Тотенкопфа были не столько хитро завёрнутыми и загнутыми (преимущественно все были прямыми), сколько странно пересекались между собой. Под разными углами. Создавая абсолютно не воспринимаемый мозгом сложный лабиринт. Никакого подобия «объездной трассы», то есть элемента, который бы мог привлечь «диких нубов» и создать прецедент с хаотической перестрелкой первых минут боя как в Ливане здесь не было и в помине. Поэтому тактика была Малярийкину не понятна.
Тем временем, таймер перебирал цифры.
Пять … Четыре … Три … Два … Один …
К бою!!!
Пятнадцать бронированных монстров сорвались с места, словно им врезали пинка. Ещё пять (включая Малярийкина) застыли в ожидании. Пять — самых нерешительных или тормознутых. А может — просто самых неопытных. А может быть — самых умных. Пока было не понятно.
Сигнал к бою каждая машина встречала в собственной индивидуальной позиции вдоль периметра локации. Преимущественно — совершенно открытой. Но все же, относительно недоступной другим игрокам с собственного места старта. Таким образом, рывок на форсаже с места в начале боя, давал игроку возможность искать противника и уничтожать его огнём. А ещё — быть найденным и унчтоженным самому. Лениво (или боязливо) вращая орудием, Малярийкин смотрел по сторонам. Теперь Васп казался не верхом совершенства, а чем-то крайне примитивным. Встроенная система видеоориентации и наблюдения (те самые обзорные экраны и коллиматорный прицел), были привязаны ориентационно к направлению ствола орудия. Обзор на 360 градусов сохранялся. Но сохранялись в нём и «мёртвые зоны» между мониторами, не охваченные ни одной из четырёх камер. Соответственно, при повороте башни мёртвые зоны также «ползли», причём не всегда идеально синхронно. «Пропустить леща» при таком обзоре было легче лёгкого.
Из практики, надиктованной приставучим Гойгу несколько дней назад, Малярийкин знал, что главным отличием игрового танка (в данном случае васпа третьего) от реального боевого прототипа (даже устаревшего), является именно ориентация на зрительную систему человека. Все вмонтированные тепловизоры, ноктовизоры, радиолокаторы и любые иные приспособления для контроля над боевой средой (ежли они, конечно, были — в васпе первом, например, их не было и в помине, дополнительные опции дорогие) передавали сигнал не в компьютер-наводчик, а исключительно на мониторы, в которые должен пялиться человек. Сие означало, что если, допустим, встроить в васп тепловизор, то он, конечно, разглядит двигатель вражеского танка за маскирующей его «зелёнкой», однако удар сам не нанесет и не скорректирует полёт ракеты или снаряда в режиме реального времени. А просто передаст соответствующую картинку на экран пилота. И уже сам пилот должен будет лично заметить вражеский танк в переданной картинке и лично нажать на гашетку, чтобы произвести выстрел на поражение.