Бронированные жилеты
Шрифт:
Антон появился перед отправлением, в обеих руках нес яблоки.
– А как с телеграммами?
– Пока нет.
За обедом Марина и Антон снова говорили о субботних вылазках за город. Как бывает, разговор малознакомых людей касался одной счастливо найденной темы.
– ...Глаза страшатся, а руки делают! Как подумаешь: в пятницу собрать детей, спальные мешки! Все эти котелки, поводки, ошейники...
– Круглая большая оправа делала ее лицо моложе. Из-за чуть затемненных
– Оторопь берет! Отправила бы одних, сама бы до понедельника с тахты не вставала... Но приедешь к реке - тишина, птицы. До утра сидим, стихи читаем, смотрим на костер. Тем не менее все высыпаемся!..
– Понимаю.
– И всю неделю - ожидание поездки, - она улыбнулась.
– Помните, у Вероники Тушновой: "Счастье - что оно? Та же птица: упустишь - и не поймаешь. А в клетке ему томиться тоже ведь не годится, трудно с ним..."
– Цветов много в Сумах?
– Очень. У гостиницы в Москве гладиолусы, настурции... Но у нас больше. Аромат на весь город.
Денисов смотрел в окно. За Тамбовом в направлении Рады тянулся смешанный лес. Поезд перерезал овраг. По обоим склонам строго вверх росли деревья.
– Стоит ли ехать на Каспий?
– Он с трудом оторвался от прочерченных ими вертикалей.
– Если так хорошо дома?
Наискосок, через два столика, снова сидел Ратц, скучный, похожий на высохший глиняный сосуд. Одинаково тусклый свет исходил от его нержавеющих металлических зубов и потухших голубоватых глаз.
– Поездки кончились, - Марина отодвинула прибор.
– Распалась компания.
– Поссорились?
– И не ссорились. На работе встречаемся, разговариваем. Распалась, и все. Теперь каждый по себе.
В конце обеда появился Вохмянин с толстой общей тетрадью. По просьбе Денисова Шалимов подобрал купе, где завлабораторией мог готовиться к симпозиуму.
Антон продолжал прерванный разговор, Денисов снова ему позавидовал: сам он был скован, боялся что-нибудь упустить. Как будто день и ночь все играл одну и ту же сложную турнирную партию...
– ...Он увлекается магнитофонами...
– сказала Марина.
Денисов понял: Антон спросил о муже.
– Сколько их перебывало! То что-то не отрегулировано, не доведено. То меньше, чем хотелось, ватт на выходе. Разъем двухштамповый вместо одноштампового...
Антон кивал.
– ...Он способный, талантливый. Недавно вернулся из командировки в Италию. Евгений переживал, когда так получилось с компанией, - Марина поправила очки.
– Мужчины наши - друзья по институту, все с одного выпуска, "мушкетеры". Только жены перезнакомились...
– Она обернулась к Денисову: - Как по - вашему? Меня еще будут тревожить?
За стеклами мелькнуло беспокойство.
– Насчет Голея?
– Придется приезжать, давать показания? По существу, я ничего не знаю!
Денисову
– Закон есть закон.
– Я хочу быть объективной. Не было в купе ничего, кроме этой стычки Голея с Ратцем.
– Так вы считаете?
Тот же закон, однако, запрещал Денисову настаивать. Беседа со свидетелем за столиком купе, в вагоне-ресторане даже по поводу только что совершенного преступления оставалась беседой, а допрос - допросом, процессуальным действием со взаимными обязанностями, правами, протоколом.
– Голей что-то сказал...
– А Ратц?
– Может, у них старые счеты? Ратц побледнел. Слово "война" я определенно слышала.
Денисов помолчал.
– Но вначале было все мирно?
– Вполне.
– Если бы они были знакомы раньше, вы бы заметили?
– Конечно!
– Еще вопрос. Кто открыл шампанское?
– Может, Игорь Николаевич? Голей, я знаю, проткнул пробку, чтобы не выбило.
– Странно.
– Мне это было тоже в новинку. Ратц дал свой ножик.
– У него был нож?
– спросил Антон.
– Он не сказал?
– Марина удивилась.
Из раздаточной показался Феликс. От Денисова не укрылось: официант-разносчик вздрогнул, увидев обоих сотрудников милиции.
– Вы спрашивали еще о сторублевых купюрах... Я не видела их, - она словно спешила снять с себя подозрения.
– На вокзале он не расплачивался в моем присутствии!
Ее слова навели Денисова на мысль.
"А ведь такой свидетель есть!
– вспомнил он.
– Шпак! Житель Кагана... Он стоял у кассы позади Голея, мог видеть сторублевку! А то и все восемь тысяч!"
Бородатого, с узловатыми морщинами Шпака Денисов нашел в служебке девятого вагона. Свидетель пил чай.
– Присоединяйтесь, - он придвинул вторую пиалу.
– Представьте, что мы в Кагане.
– В Бухаре.
Частая дробь колес на секунду прервалась.
Денисов сел, Шпак налил чай.
– Что вас больше поразило в Бухаре?
– спросил он.
– Если не секрет... Мавзолей Саманидов?
– Бала-Хауз!..
Денисов вспомнил: звенел совсем московский морозец, знаменитый водоем был пуст. Крутые ступени уводили вглубь, к ледяному зеркалу, где несколько пацанов играло в хоккей.
Денисов поблагодарил за чай.
– Проводница спит?
– Бригадир послал ее в четырнадцатый. За бельем. Сейчас придет.
– У меня вопрос к вам. На московских вокзалах кассиры оформляют билеты иначе. Не как везде, - Денисов рассчитывал на его наблюдательность.
– С помощью манипулятора, - прямой как палка каганец откинулся еще дальше назад, - я видел... Потом пишущая машинка заполняет бланк.
– Верно. Тогда вы наверняка вспомните... Сколько билетов изготовили, пока вы стояли у окошка?