Бросок Саламандры

Орлов Алекс

– Ну ты глазастый, Билли! – восторженно произнесла Джейн, – Ну ты глазастый! Это что, мина?

– Похоже на то.

– И что будем делать?

– Перешагнем.

– А может, рванем ее на расстоянии?

– Нет, мисс Остер, тогда может завалиться вход. Ты же не хочешь этого?

– Понятное дело – не хочу.

– Тогда делай, как я, – скомандовал Эдди и смело перешагнул контрольный луч. Потом следующий, и еще, и еще.

В некоторых местах пришлось подползать снизу, поскольку луч был расположен

выше. И тут появились новые проблемы.

– Мне не пролезть, – внезапно сказала Джейн. – Я слишком большая. Можно я лучше прыгну?

– Можно, Джейн, но учти, ты должна приземлиться до следующего луча. Сумеешь?

Остер помолчала, принимая решение.

– Если я задену луч, взорвется одна мина?

– Нам хватит и одной, но в таких местах мины устанавливаются пакетно, чтобы взрывалось сразу несколько зарядов, расположенных рядом.

Джейн кивнула, однако прыгать не спешила. Она передала Кларку свой меч и пояс с ножами, а затем одним пружинистым прыжком перелетела опасную черту.

– С почином тебя, – похвалил Эдди и смахнул со лба капли холодного пота.

63

Утро нового дня с самого начала не показалось Адольфу особенно радостным. Его любимая наложница Наргиз неожиданно заболела, и тапочки к его постели принесла Нунция, бывшая любимой наложницей полгода назад.

В глазах Нунции горел огонь торжества, и Адольф заподозрил, что болезнь нынешней фаворитки – дело рук вероломной Нунции.

«Ох уж эти женщины», – подумал Адольф.

Он уже не раз жалел, что поддался минутной слабости и оставил весь гарем при покупке дворца у прежнего хозяина. Помимо больших расходов, которых при наличии женщин было не избежать, эти красотки плели интриги и прикладывали немало усилий, чтобы заставить охранников нарушать дисциплину.

Молодые и здоровые парни не долго держались статьи устава, и мистеру Кочме приходилось часто наказывать их тяжелой работой.

От мысли расстреливать этих паскудников или бросать в яму с голодными бруклинами он отказался. Тогда пришлось бы перестрелять всех охранников, поскольку никто из них не выдерживал испытания, стоя на посту возле гарема.

Когда закончились массаж и умащивание благовонными маслами, что заменяло Адольфу мытье, к нему в покои явился Дуда, бывший шефом безопасности.

– Что случилось, друг сердечный? – ленивым голосом спросил разомлевший хозяин. – Или перебрал накануне?

– Ну что вы, сэр, я свою меру знаю. А случилось то, что эта подлая баба снова пытается пробиться через туннель в горе.

– Всё, девушки, идите, – отпустил массажисток Адольф. – Что с того, что опять пытается? Порубают ее на этот раз, да и только. Кстати, ты ведь, кажется, послал человечка дежурить у входа

в ущелье.

– Послал, сэр, но подранили моего человечка. Получил пулю в плечо. В компании с этой настырной бабой идет мужчина – он-то и ранил снайпера.

– Ну так что, Дуда, неужели двое человек справятся с несколькими десятками зензиверов, да еще с их заряженными ножами?

– Заговоренными мечами, хозяин, – поправил его Дуда.

– Ну так тем более. Я уже не говорю о твоих ребятах, которые вооружены лучше, чем армия на Трезубце.

Хозяин почесал живот и зевнул. Ему пора было завтракать, а Дуда его задерживал.

– Да я просто доложил, – пожал плечами шеф безопасности, видя, что Кочму ничто не беспокоит. – Какие на сегодня планы, сэр?

– Планы? – Адольф задумался.

Можно было сесть на вертолет и поохотиться в песках на карбасов или настроиться на один из электронных театров и посмотреть пьесу с режиме «эффект присутствия».

Теперь Адольф мог делать что угодно. Тех денег, что он стащил из казны Трезубца, хватило бы на многое, но... как-то ничего не хотелось. Что-то давило на Адольфа Кочму и наводило на него меланхолическую грусть.

Быть может, совесть?

Едва ли. Адольф забыл о ней, когда в качестве руководителя пошел со своим народом до самого конца. И когда конец наступил, народ остался, а Кочма сбежал на Арафат, планету равнодушного спокойствия и бесстыдной терпимости.

Здесь прятались многие «бывшие», страдая от скуки и грустя о прошлых временах. Их дворцы занимали половину оазисов в целом полушарии Арафата, но между собой они не общались. Каждый справедливо полагал, что только он совершил ошибку, а остальные – преднамеренное преступление.

– Иди, оставь меня одного и кликни Тараса – я уже есть хочу.

– Есть, сэр, – поклонился Дуда и вышел.

Ему на смену тут же влетел румяный и разгоряченный, как только что выпрыгнувший из печи пирожок, повар Тарас:

– Ваше превосходительство! Стынет же все!

– Так что же не звал?

– Дык думал – государственные дела... – развел руками повар.

– Правильно думал, – согласился Адольф. Ему нравилось, что некоторые из его людей полагали, будто он еще находится на посту главы Трезубца, – Все правильно, Тарас. Где накрыл?

– Дык в розовой столовой. Или прикажете в янтарной?

– Сойдет и в розовой. Кстати, Тарас, ты не скучаешь по родине?

Повар вздохнул, и по его лицу пробежала тень.

– Скучаю или нет, ваше превосходительство, а работать надо. У меня внуки, а у их родителей работы совсем нет. Безработица, будь она неладна...

Решив, что сказан лишнего, Тарас испуганно прикрыл ладонью рот.

– Ничего, старик, будет и на нашем Трезубце праздник. Идем завтракать.