Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят
Шрифт:
— Вопрос, конечно, интересный, — усмехнулся Анфилогов, и из темного угла опять сверкнула слепящая его улыбка.
— Почему ничего не делает управление? Районные власти, городские, республиканские? Где все эти губернаторы, президенты, наместники? Где эти гомики, педики, вся эта шелупонь вонючая? Почему они всех этих бандюг бросили на меня, на Сашу Пияшева, двадцати пяти неполных лет? Почему?!
— Не знаю, — просто ответил Анфилогов.
— Тогда не спрашивай, зачем ко мне заходят такие гости! Спроси лучше, давно ли у меня был начальник
— Они все надеются на тебя, Саша, — без улыбки ответил Анфилогов. — Ты — последняя их надежда.
— Вот то–то и оно, Иван Иванович, — печально вздохнул Пияшев. — Один я, понимаешь, один. Если мужик бабу колотит по пьянке, я могу вмешаться. Если в песочнице ссора произошла… В детский сад зашли мужики отлить после пивного ларька… Вмешаюсь. А вот с этими… — Пияшев показал на стулья, на которых недавно сидели нежданные его гости. — Этим ребятам я могу только улыбаться и делать вид, что мы с ними всегда найдем общий язык. И мы находим общий язык! Но каждый раз это оказывается их язык, Ваня. Не мой.
— Это печально, — сказал Анфилогов.
— Да, сорвался… Сейчас пойду к Касьянину каяться и предупрежу об опасности.
— Я уже это сделал. — Да? А откуда ты знал, что…
— Не ты, так другой… От этой публики ничего не утаишь, — Анфилогов поднялся. — Пока, Саша… До скорой встречи.
— Я тоже ухожу, — поднялся Пияшев и направился вслед за Анфилоговым.
— Ты не запираешь стол? — удивился тот.
— Не запираю. По той простой причине, что он не запирается. Не предусмотрено. Знаешь, где я его взял? Тут какая–то контора переезжала, вот они его и выбросили. А я подобрал. На свалке. И стулья тоже. Теперь у меня мебель.
Хорошая мебель?
— Годится.
Пока Анфилогов был у Пияшева, в городе прошел дождь и в воздухе заметно посвежело. Но дождь был коротким, и теперь от асфальта поднимался легкий, прозрачный пар. Через пятнадцать минут асфальт станет сухим и горячим.
Спрятавшиеся было жильцы высыпали во двор, старушки снова расселись на скамеечках у подъездов, возились у машин мужики, визжали в песочнице дети.
— Слушай, — участковый взял Анфилогова под локоть, — ты говорил, что там, на повороте, протекторы отпечатались после дождя. Блефовал?
— Нет, они в самом деле отпечатались. Но что это доказывает? Стояла машина, не стояла… Ты же видел, Евладов только посмеялся над этой уликой.
Прекрасно понимает, что это чушь. Если у него найдут пистолет, из которого стреляли, а в голове Ухалова обнаружится пуля, выпущенная из этого пистолета…
Это уже кое–что… Там хоть и сквозное ранение, но пулю нашли, хорошо ребята сработали. Запросто могли затоптать.
— А пистолет?
— Такие вещи обычно выбрасывают. Они же знают, что пули хранятся долго, это, по сути, вечные улики.
— Что же получается… Они неуязвимы?
—
— Я все–таки зайду к Касьянину.
— Зайди… Но пугать мужика не надо… Предупреди, успокой… О том, что ты ляпнул Евладову, говорить не надо, — усмехнулся Анфилогов. — А то он совсем умом тронется.
— Понял, — хмуро кивнул Пияшев и, пожав Анфилогову руку, зашагал к касьянинскому подъезду.
* * *
После ухода участкового Касьянин запер дверь на оба замка, сам не заметив, как он это проделал. Зато все увидела Марина, причем даже не глядя, не подсматривая. Она просто замерла на кухне на несколько секунд и услышала, как ключ в замке повернулся дважды. И во втором замке стальная пластина вошла в паз двумя поворотами рукоятки. Это ее не столько удивило, сколько озадачило — Касьянин никогда не запирал дверь на два оборота, полагая, что это нисколько не увеличивает прочность запора. Если уж кто–то решится взламывать дверь, взрывать ее или подбирать отмычки, то не имеет ровно никакого значения, будет ли стальной штырь вдвинут в паз на два сантиметра или на четыре.
Марина вскинула тощеватые брови, выщипанные по тонкой дуге, передернула плечами, брякнула тарелкой о полку. На этом все ее возможности выразить недоумение закончились. Услышав, что Касьянин прошел в комнату, она вытерла передником руки и, пройдя следом, остановилась в дверях, опершись плечом о дверной косяк. Эта поза всегда казалась ей и достаточно независимой, и умеренно требовательной. Постояв некоторое время и убедившись, что Касьянин не собирается ничего пояснять, Марина заговорила сама.
— Ну? — сказала она.
— Не понял? — обернулся Касьянин, успев уже сесть в кресло.
— Зачем он приходил?
— Кто?
— Участковый. Что ему было нужно?
— Служба такая.
— Илья… — Марина села на стул у стены так, чтобы Касьянин смотрел ей прямо в лицо. — Убит твой друг… Ухалов. Убита наша собака. Перед этим на пустыре нашли труп какого–то бандюги из соседнего дома!
— Труп — он и есть труп, — раздумчиво произнес Касьянин несколько странные слова, но Марина приняла их как обычные, они не удивили ее, не озадачили.
— После всех этих событий к нам приходит участковый, вы целый час сидите с ним на балконе, шепчетесь о чем–то…
— Мы не шептались.
— Это неважно… Мне показалось, что вы шептались. Вы говорили о чем–то таком, чего мне знать не надо. Я правильно поняла?
— Нет, Марина. Ты поняла не правильно. Пияшев пришел, чтобы поговорить…
Саша сказал, что…
— Его зовут Саша? Вы уже друзья?
— Мы всегда были друзьями.
— Поддавали?
— Было дело. Так вот, он пришел, чтобы поговорить именно о тех событиях, которые ты перечислила. Идет следствие и по первому убийству, и по второму.