Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят
Шрифт:
Мелькали вспышки фотоаппаратов, суетились какие–то люди, Касьянин снова вынужден был опознавать Ухалова, поскольку лицо его было изуродовано выходным отверстием от пули.
Касьянину пришлось присутствовать и когда грузили бедного Ухалова на носилки, когда запихивали носилки в машину. Без конца подходили какие–то люди и задавали одни и те же вопросы то ли потому, что следствие началось так бестолково, то ли действительно его в чем–то подозревали и пытались сбить с толку, заставить произнести слова, которые бы его в чем–то уличали,
Вокруг собралась уже чуть ли не сотня жителей из соседних домов, вылезли из своих пещер бомжи и пропойцы, а Касьянин, щурясь от ярких прожекторов, машин, окруживших пятачок, продолжал то ли оправдываться, то ли признаваться. И когда уже готов был рухнуть, ему сказали, что он может идти домой, может забрать с собой Яшкин труп. Подхватив Яшку, Касьянин направился к своему дому.
И только тогда увидел, что уже светает, что небо над лесом посерело, а в домах зажглись огни — рабочий люд собирался к автобусам, к проходным, к станкам.
Шагая по пустырю к освещенной трассе, Касьянин вдруг ясно вспомнил одну маленькую подробность — несмотря на полубессознательное состояние, несмотря на тошноту и, казалось бы, полное безволие после нескольких часов толчеи на пустыре, он все–таки ни слова не сказал, что есть свидетель происшедшего, что в одной из бетонных громад живет девушка Наташа, которая видела убийц, была рядом с ними, более того, могла описать машину, простоявшую вон на том повороте несколько часов в ожидании жертвы.
Он рассказал о машине, о двух убегающих убийцах, но не о Наташе. Касьянин даже самому себе не смог бы объяснить эту странность своего поведения. Но был твердо уверен, что поступает правильно. Незачем ее впутывать, да и не дала она ему такого права. Более того, Наташа сама умыкнулась от всего происходящего.
Может быть, с документами у нее не все в порядке или в жизни не все благообразно и законопослушно.
Касьянин не считал, что распрощался с девушкой навсегда, допускал, что все может перемениться, что следствие может завести усердных своих исполнителей в какую угодно сторону, и тогда у него останется пусть маленький, совсем незначительный шанс, который спасет его и избавит от каких–то там невзгод.
Где–то в глубине сознания зрела то ли уверенность, то ли надежда, что Наташа еще пригодится ему. В какой–то момент Касьянину даже показалось, что он видел ее в толпе, окружавшей машины, но яркий свет фар помешал убедиться в этом наверняка. Но она была, была в толпе, и если сама не вышла и не пожелала ничего сказать, то и он не имел права тащить ее к следователю.
Фонари над дорогой блекли прямо на глазах и уже не казались столь яркими.
Рассвет набирал силу, и на дорожках среди домов появились первые собачники.
Слух о новом убийстве, видимо, пронесся среди жильцов, состоялся их утренний телефонный перезвон, и любопытные торопились к пустырю. Там еще стояли милицейские машины, шарили в траве сыщики, пытаясь найти хоть какие–нибудь
Оглянувшись на невнятный шорох, Касьянин увидел, что за ним идут два милиционера. Он подождал их, все еще держа Яшкин труп под мышкой.
— Ко мне приставили телохранителей? — спросил он.
— Президент даже у своих министров снимает охрану, — усмехнулся один из них. — А ты о себе печешься… С женой твоей поговорить надо.
— О чем?
— Да все о том же…
— Не было ее на пустыре! Не выгуливает она собаку! Не желает!
— Убитый был у вас в квартире перед тем, как все это случилось, верно? Ты сам говорил.
— Говорил, — кивнул Касьянин, понимая, что его возражения бессмысленны.
Едва войдя в квартиру, Касьянин сразу проследовал на кухню — вот уже несколько часов перед его мысленным взором стояла бутылка водки на подоконнике за шторкой, куда ее поставила Марина. И пока он отвечал на вопросы, боролся с тошнотой и изо всех сил старался не упасть прямо на пожухлую траву, он видел эту бутылку, из которой успел выпить всего полстакана. И пока Марина выражала недоумение ранними гостями, быстро откинул занавеску, убедился, что водка на месте, и тут же, схватив первый попавшийся стакан, наполнил его до половины.
Касьянин уже допивал водку, когда на кухне показался один из милиционеров.
— О! — сказал он обрадованно. — Я тоже не откажусь от стаканчика! Горло пересохло.
И Касьянину ничего не оставалось, как сделать вид, что он пил воду.
Подойдя к крану, ополоснул стакан, наполнил его водой почти до краев, протянул милиционеру.
А потом начался долгий разговор с Мариной. Она курила, возмущалась, делано смеялась над беспомощными, как ей казалось, милицейскими вопросами, а Касьянин сидел в низком кресле, откинувшись на спинку, то засыпал, то впадал в забытье.
Перед его глазами опять мелькали слепящие фары машин, суета людей, плотная молчаливая толпа за пределами освещенного круга и залитое кровью лицо Ухалова.
Впрочем, какое лицо, если вместо лица у него была какая–то кровавая яма.
— Вы давно знакомы с Ухаловым? — спросил у него милиционер.
— Да, — кивнул Касьянин.
— Как складывались ваши отношения?
— Хорошо.
— У него были враги, недоброжелатели, завистники?
— Нет.
— Что случилось, если он, гость, повел среди ночи выгуливать вашу собаку, а вы остались дома?
— Я его оставила, — сказала Марина.
— С какой целью?
— Подумайте сами, с какой целью жена может остаться наедине с мужем!
— Ответ красивый, но не убедительный, — проворчал один из милиционеров, и Касьянин даже глаза приоткрыл, чтобы посмотреть — кто произнес эти точные слова. И тут же снова впал в забытье. Он не видел, как ушли ночные гости, почти не помнил, как оказался на работе, за своим столом, залитый невыносимым солнечным светом, который бил из громадного пыльного окна.