Будь проклята страсть

Коултер Стивен

Теперь женщины кричали ему, держась друг за друга. Ги продолжал сильно грести, тяжело дыша. Потом неожиданно выпустил вёсла; лодка развернулась бортом к волне и сильно закачалась.

— Месье!

Бернар бросился к нему.

Ги машинально оттолкнул его плечом. И широко раскрытыми глазами, приоткрыв рот, смотрел на дно лодки.

— Угорь пробурил дно. Смотри. Угорь... мы утонем. Ааа!

— О, Господи!

Женщины прижались друг к другу, вцепились в борта качающейся лодки и дрожали от ужаса. Лодка зачерпнула бортом. Мари закричала.

Бернар оттолкнул хозяина, вырвал у него вёсла и с трудом развернул лодку. Ги, казалось, не замечал этого. Он сполз с банки и по-прежнему смотрел на дно, только уже молча. Мари и Лулия закрыли лица ладонями. Бернар причалил к берегу, помог им выйти и смотрел, как они торопливо пошли к городу. Потом обхватил за плечи хозяина.

— Пойдёмте домой, месье?

Ги поднял глаза.

— Да, Бернар. Голова разболелась...

Они вместе медленно пошли к вилле.

Ги спал долго — в рождественское утро — и до полудня ничем не занимался. Мари ушла. Он понимал, что она не вернётся, с трудом написал ей письмо, потом разорвал. В три часа позвал Бернара, они поплавали немного на яхте, но ветер стих, и пришлось возвратиться. Вечером Ги весело болтал с Бернаром и Раймоном на кухне. О вчерашнем вечере они не вспоминали. Шутили, рассказывали разные случаи. Ги пересказал сюжет рассказа, который собирался писать, «Монах из Фекана», чем развеселил всех.

На другой день, когда Франсуа готовился подавать обед, приехал с тремя друзьями Клодиус Поплен, поэт и художник. Потом явился доктор Дарембер. Подавая закуски, Франсуа услышал, как его хозяин говорит Поплену:

— На днях я плавал к военной эскадре. Адмирал Дюпер пригласил меня на флагманский корабль. Салютовал пятьюдесятью залпами в мою честь. Такой салют стоит больших денег.

Поплен бросил на него быстрый взгляд.

— Да, да... это большая честь.

Когда гости ушли, Ги взял трость и сказал Франсуа, что немного прогуляется по грасской дороге. Через десять минут слуга услышал крики:

— Франсуа! Где ты? Быстрее, ФРАНСУА!

Он выбежал из кухни, с руками в муке; у входа испуганный, потерявший шляпу хозяин ухватился за него.

— Франсуа, я видел призрак. Он там. На повороте к кладбищу.

— Нет, нет, месье.

Франсуа видел на лице хозяина пот.

— Ужасно... Вон там. Под деревом. Он смотрел на меня, Франсуа.

Ги содрогнулся. Слуга успокоил его.

За ужином Ги начал кашлять. Франсуа, как обычно, пришёл на помощь. Подал ему стакан воды.

— Это кусок филе, — сказал Ги. — Он попал мне в лёгкие.

— Выпейте, месье, он пройдёт.

Ги продолжал кашлять.

— От этого можно умереть, Франсуа.

Лицо его покраснело.

— Я принесу вам горячего чаю, месье, — сказал Франсуа.

Кусок филе прошёл с ромашковым чаем, и час спустя Ги пошёл к яхте.

Так проходили последние дни года. Погода стояла великолепная. По вечерам Ги звал Франсуа в сад, и они любовались кроваво-красными закатами. Первого января Франсуа чуть свет услышал, как хозяин расхаживает

по спальне. Было только семь часов. Он принёс ему горячей воды. Ги был уже в ванной.

— Франсуа, нам нельзя опаздывать. Мадам де Мопассан ждёт нас к обеду. Сядем на девятичасовой поезд.

— Хорошо, месье.

Когда он принёс в спальню свежую рубашку, туда вошёл Ги.

— Франсуа, я не могу побриться. В глазах туман.

Слуга помог ему. Съев на завтрак два варёных яйца и выпив чаю, Ги почувствовал себя лучше. Франсуа принёс почту. Ги пришли поздравления от друзей отовсюду — из Парижа, Этрета, Канна, даже из Алжира и Туниса. Вошли Бернар и Раймон, смущённо теребя свои береты.

— Поздравляем вас, месье.

— Примите наилучшие пожелания, месье.

— Спасибо, Бернар, спасибо, Раймон. — Ги тепло пожал им руки, глядя в их добрые, обветренные лица. — И я поздравляю вас с Новым годом.

Потом пришли Роза, нескладная, краснолицая дневная служанка. Она расцеловала его в щёки.

— Спасибо, Роза.

Последним поздравил его Франсуа.

— Желаю вам всех благ, месье, и скорейшего выздоровления.

Ги кивнул и пожал ему руку, не сказал ничего, но Франсуа увидел на его глазах слёзы.

На девятичасовой поезд они не успели. В десять Ги сказал:

— Ну что, Франсуа, готов? Если не поедем, мать сочтёт, что я болен.

В поезде Ги всё время смотрел на сверкавшее под солнцем море.

— Какой день для прогулок под парусом, Франсуа! Прекрасный восточный ветер.

На виллу Равенель они поспели как раз к обеду.

Франсуа подавал на стол. Кроме мадам де Мопассан там была её сестра, мадам Арнуа де Бланг, Мария-Тереза и маленькая Симона, дочка Эрве. Разговор шёл оживлённо, и Франсуа был рад, что хозяин ест с аппетитом. Потом мадам де Мопассан упомянула о вилле на набережной.

— Это вилла Роз, там самая, Ги, которой ты всегда восхищался. Помнишь, хозяин отказался продать её нам. Теперь, говорят, продаёт.

— Да. Мне вчера сказала таблетка.

Наступило молчание. Франсуа обходил стол, собирая тарелки. Он увидел, что хозяин его густо покраснел, поняв, что выдал себя. Мадам де Мопассан таращилась на сына. Франсуа понял, что она расслышала хорошо, догадалась, что это не шутка и не случайная оговорка.

Маленькая Симона уронила вилку, и мадам де Бланг тут же принялась ей выговаривать. Мать девочки сказала:

— Франсуа, ей нужно ложку.

И этот инцидент был забыт.

До конца обеда Ги молчал. Другие довольно громко говорили с напускной серьёзностью о пустяках. В четыре часа приехал экипаж, чтобы отвезти Ги и Франсуа на станцию. На прощание Ги расцеловал всех.

— Дорогой мой сын! — Мать обняла его так, словно не хотела отпускать от себя, но ничего больше не сказала. По пути на станцию они остановились и купили корзину винограда, чтобы продолжать лечение. Дома Ги умылся и переоделся. Ужинал он, как обычно; Франсуа подал ему куриное крылышко и рисовое суфле с ванилью.