Будешь моей
Шрифт:
Олег присутствовал на родах от начала до самого конца, перерезал пуповину. Едва не потерял сознание от вихря настолько смешанных чувств, что организм дал сбой.
Здесь тебе и боль за Маську, убийственное чувство собственного бессилия, хоть сдохни здесь и сейчас, реально помочь не можешь. Все слова, уговоры, массажи – так, психотерапия на минималках.
Одновременно зашкаливающая радость, перемешанная с животным восторгом, и нежность…
Оглушающая нежность.
И свалившаяся на голову любовь к комочку, в котором трёх
– На тебя похож, пап, – прошептала на выписке Геля, заглядывая в личико племянника, или брата…
Не поймёшь в их семье, кто кому кем приходится. Главное, что все искренне любят друг друга.
Действительно – одно лицо. К году стало очевидно, Матвей – Калугин. Уже в полгода он хитро улыбался, демонстрируя два нижних зуба и фирменных бесенят в глазах.
– Куда намылились? – Олег вышел из машины, перегородил дорогу парочке.
За ручки они держатся. Сломать что ли руки этому будущему светилу медицины, прервать преемственность поколений?
– Гулять, – отчиталась Геля.
Куртку она напялила, грудь обтянула. Мешок из-под картошки – отличный наряд для девицы почти шестнадцати лет, а не анорак.
– Здравствуйте, Олег Степанович, – поздоровался Миша.
Олег смерил взглядом парня. Долговязый, светло-русый, подростковая припухлость на лице. Детский сад, а тоже туда…
За ручку держит, урод малолетний.
Вежливый, к тому же.
Нет, дно канавы – идеальное всё же место для щенка.
– Сколько лет? – выдал Олег, сверля взглядом парня.
– Восемнадцать, – спокойно ответил Миша. Один.
Бог в глазах сопли, ещё даже не шестнадцатилетней.
– А ей шестнадцати нет, – посмотрел выразительно, глазами говоря то, что вслух, пожалуй, не стоит. Или стоит? Его, помнится, в восемнадцать лет молнии из глаз не пугали. Бессмертным себя считал. Перехватил руку Гели, оставил быстрый поцелуй на тыльной стороне ладони, оскалился, выпуская руку. – Поцелуи только такие. Понятно?
– Понятно, – кивнул Миша.
– Папа! – вскрикнула Геля.
– Не папкай мне здесь, – резко ответил Олег, одёрнул себя. На дочку-то за что крыситься? Верно у классика говорится: «Пришла пора – она влюбилась». – Во сколько придёшь?
– В девять.
– В восемь, – отрезал Олег и шагнул за калитку.
Во дворе дома царила суматоха. Виновницы торжества сидели бок о бок на качелях, увлечённо шептались. Недалеко стояли женихи, говорили со степенно вещавшим Фёдором. Рядом Лёшка с двумя своими малыми – первыми правнуками Калугиных старших, тут же крутилась малышня от младенчества до подросткового возраста.
Все перемешались, сгрудились, кто-то болтал, кто-то молчал, кто-то вопил, требуя своё, кто-то заливисто хохотал, на кого-то родители ругались, получая в свою очередь отповедь от грозного генерала.
Это на своих детей он орёт, не стесняется, может за уши оттаскать, не глядя на возраст
Из дома выкатился Финик, поковылял к хозяину, приветливо махая хвостом. Несколько лет назад семья Олега переехала в частный дом, меньше, чем родительский, скромнее, с приличным участком на радость садоводческим талантам Тины. У Финика появилось место для раздольной жизни, можно было оставлять парня дома, было кому покормить, с кем погулять, но в последнее время все члены семьи старались быть рядом, брали с собой пса при первой возможности.
Почти семь лет – весьма солидный возраст для американского булли, не глубокая старость, но отведённое время стремительно убегало…
– Здорово, – присел Олег, приветствую друга. – Не скажешь, где Тина?
Финик упёрся лбом в ладонь Олега, засопел довольно, боднул покатой головой, кивнул в сторону двери. Отправился к отцветающим хризантемам, чтобы развалиться там, предварительно окопавшись со всех сторон землёй.
– Понятно, – ответил Олег.
На шее тут же повис Матвей, за ним спешили остальные, радуясь новому человеку в окружении. Олег, к тому же, из командировки приехал, значит, будут не только гостинцы, но и рассказы.
Женская половина семьи толпилась на кухне, шла подготовка праздничного стола.
– Мам, где Тина? – нахмурился Олег, оглядывая невесток и племянниц.
Не понравилось отсутствие Маськи…
Поругались? Обиделась, уехала домой? Что произошло?
Первые годы они редко приезжали в дом Калугиных-старших. Отец не мог смириться с решением Олега, его выходкой. Рождение Матвея усугубило ситуацию, потому что Тина, как и обещала, наотрез отказалась крестить сына в их согласии… в любом на самом деле.
Она поддерживала желание Гели сохранить веру, с уважением относилась к верующим членам семьи Калугиных, но сына держала подальше от любой религии.
Лишь год назад она сменила гнев на милость, сказала, что подумает над этим, но ничего не обещает. В конце концов, вопрос этот был оговорён во время сватовства, значит, скреплён невидимой печатью.
Олегу, по настоянию Гели, пришлось на полном серьёзе озадачиться сватовством. Взять в напарники братьев, вслух, при свидетелях, обговаривать детали будущего брака с семьёй Тины.
Правда, из всего семейства Кушнарёвых ожидаемо присутствовала лишь одна вредная сорока, но в своё время насмотревшись на действия отца с матерью, она твёрдо гнула свою линию.
Задавала вопросы по существу, требовала ответов по будущему содержанию семьи, проживанию, рождению и крещению детей.
– Добром обговорить всё надо, – деловито заявила Геля, не обращая внимания на едва сдерживающего смех Игната и откровенно обалдевшего Николая.
Смех смехом, а обговаривать пришлось. Испугался, что Маська откажется, пойдёт на поводу у сестры.