Будет больно
Шрифт:
Злата игриво подмигнула и продолжила красиво жевать лист салата.
Мы знали друг друга с десяти лет. Когда я перешла в новую школу, то, зайдя в класс, растерялась, но Злата дернула меня за руку и усадила рядом с собой. У Златы уже с десяти лет была своя теория относительно мужчин, которую она переняла от своей матери.
Она гласила, что именно женщина является центром, ярким светилом, вокруг которого должны вращаться все мужчины без исключения, невзирая на возраст и финансовое положение. Думаю, что ее мать специально дала ей это
Все годы нашей дружбы все было именно так, как гласила теория, Златка крутила пацанами умело и виртуозно, у меня так не получалось. Они ее провожали до дома, несли тяжелый рюкзак, умные давали списывать, а красивые катали на мопедах.
Ее мать, тебя Вера, работала парикмахером, но жили они с дочерью очень красиво. Отдыхали два раза в год, одевались модно и дорого. Я тогда не могла понять, откуда деньги, но, став старше, сообразила.
– И как, очень перспективный дядечка?
– Ты знаешь, да. У него есть все, что мне необходимо, ты ведь знаешь, помимо моей теории относительно мужчин, которой ты не пользовалась, а хотя могла, у меня был план. До тридцати лет вкладываться в себя, совершенствоваться, а уже потом заключить союз как можно выгоднее, чтобы ни о чем не думать, а жить как в сказке.
– Не думаешь, что сказка может быть странной, не такой, какой ты ее себе нафантазировала? Ведь никто не знает, как там дальше жила Золушка, Спящая Красавица, да та же Русалочка после свадьбы? Откуда нам знать, что принц не урод, не алкоголик или извращенец?
Злата насадила на вилку креветку из салата, придирчиво посмотрела на нее, сощурив глаза, и откусила от нее совсем маленький кусочек.
– Я не знаю, что у вас там было с Андреем и откуда такие мысли, но в этой жизни не надо верить в сказки и принцев. Ты думаешь, я в них верю? Нет, конечно, Софико, что за чушь, мужики уроды еще те, но среди дерьма попадаются иногда бриллианты.
– Фу, как некрасиво. И прекрати называть меня Софико, нам уже не по десять лет. Так что за дядечка?
– М-м-м… Пока не могу сказать, но он очень, вот прямо очень влиятельный, – Злата понизила голос и огляделась по сторонам, продолжая дожевывать креветку.
– До такой степени? – огляделась сама, прокручивая чашку с кофе пальцами.
– О, да. Но я пока ничего не скажу. А у тебя кто-то уже есть?
– Нет, но тетя Роза полна решимости выдать меня снова замуж.
– Уже есть избранник?
– Да, теоретически.
– Нет, все-таки зря ты бросила Андрея, живешь сейчас у тетки, на работу пошла, на метро ездишь и автобусах, это же ад.
Лучше уж в таком аду жить, чем быть существом без голоса и собственных желаний, чем угождать Андрею и его родителям. Они принимали меня исключительно как нечто инородное или как инкубатор, который должен был выносить и родить им внуков. Хорошо, что до детей дело не дошло, я бы их никогда не вернула.
– Да, ад, – не стала спорить с подругой, а Злата принялась рассказывать, как ей нелегко
Бедняжка. Я сочувствовала, вздыхала, а сама чувствовала, как между лопаток начинает все гореть. Обернуться было неудобно, я ерзала на месте, кофе уже остыл, посмотрела на время, нужно было прощаться с подругой, до дома добираться как минимум час – это если повезет, и я влезу в автобус.
Как назло, погода испортилась окончательно, было видно, как окно кафе заливает дождь, а пешеходы прячутся под зонтами, которого у меня, естественно, нет с собой. Надо будет попросить Злату подбросить меня до метро.
– Слушай, тот парень просто сверлит меня взглядом, – подружка оживилась, а я узнала взгляд, полный блеска и азарта. – Но молодой, точно не мой вариант.
Обернулась, просто чтобы посмотреть, хотя не хотела этого делать, и наткнулась на холод глаз Арнольда. Как долго он здесь находится? Как долго наблюдает за мной?
– А он красавчик.
Что-то нехорошее проскребло внутри после слов Златы. Хотя я вообще не должна думать об Арнольде и его выходках, тем более что он не один, а с девушкой.
Вот же черт!
– Так себе, ничего особенного, к тому же видно, что молодой, – отвернулась, выпрямив спину и вскинув подбородок. Пусть отдыхает и вообще делает что хочет, мне все равно.
– Да, ты права, молодой и наглый. Ты извини, мне пора бежать, у меня вечером СПА с подружками, за салат я заплачу, не переживай, потом скинешь, сколько надо, я переведу.
Подруга упорхнула, я даже не успела попросить ее подвезти меня до метро, расплатилась по счету, все еще чувствуя взгляд Арнольда, а как только хотела встать из-за стола, он нагло уселся рядом.
– Куда собралась, ириска?
Так вот откуда вместе с цветами на моем столе появилась жестяная банка, доверху заполненная конфетами-ирисками.
– Я ваш педагог, Арнольд, а не какая-то там ириска.
– Ты когда так говоришь, я возбуждаюсь. Веришь? Хочешь, покажу? Или может быть, ты как педагог научишь меня чему плохому? – в холодных недавно глазах Арнольда теперь тает лед, рядом с ним становится жарко.
Парень двигается ближе, аромат горького миндаля и кожи обволакивает, кончики холодных пальцев скользят по моей руке, а внутри все вспыхивает.
Как ему это удается?
Глава 10
– Разве я многого прошу?! Разве это так?!
Молчу.
Я уяснил это с восьми лет, когда пытался что-то сказать человеку, который по какой-то ошибке природы является моим отцом. Тогда я просил, оправдывался, обещал, что то, в чем меня обвиняют, не повторится, что я усвоил урок.
Но это все отцу было не нужно. Он упивается своей властью, он наслаждается ею. И это главное, а не слова и оправдания кого-либо, даже если этот человек – его сын.